Золото для любимой. Андрей Неклюдов

Кириллович. – Побузят немного, завтра протрезвеют и начнут работать.

      Как все коряво! Такое чувство, будто в грязи вывозился. Хотя ясно: не испытывай я сам душевных терзаний, вряд ли бы я стал так доводить шефа.

      Захотелось уйти куда-нибудь, чтобы никого не видеть. Пока Колотушин возился с костром, я удалился за холмы, к найденному им озерцу, присел там на влажной траве и вытащил из кармана полевой куртки свой измятый блокнот и ручку. Но записал всего лишь: «Аня, мне плохо…»

      Пока сидел у воды, вспомнилось исподволь…

      Из первых наших дней

      Мы с Аней у нее дома. На диване. Полуодетые. Целуемся. Мы еще ни разу не были близки. И я мягко настаиваю. Она пока что упорствует. Я продолжаю настаивать (деликатно). Она колеблется… Я целую ее в шею у самых корней волос, вибрируя языком (я знаю действие такого внешне вроде бы невинного поцелуя). Девушка буквально тает у меня в руках, слабеет, и мне удается расстегнуть застежку узенького лифчика…

      Время – одиннадцать вечера. Родители ее час назад отвалили на дачу.

      Вдруг – звук отпираемой входной двери.

      – Аня, ты дома?

      Ее отец! Какого беса он вернулся? Меня он с самого начала почему-то невзлюбил и вообще был противником наших встреч, а тут такое…

      Слетаю с дивана, мигом натягиваю штаны, рубаху, включаю телевизор, утыкаюсь носом в экран и замираю в созерцательной позе. Сам не ожидал от себя такой прыти.

      На экране дородная дама с фальшивой любезностью убеждает купить обогреватель под названием «Доброе тепло» (телемагазин).

      Анин отец – он культурный и, прежде чем войти, стучится. Придирчиво оглядев комнату и особенно меня, поглощенного передачей, выносит постановление:

      – Наверное, твоему товарищу пора домой, – (по имени он меня упорно не называет).

      Аня смотрит на меня сочувственно и виновато.

      Выметаюсь восвояси. Невезуха: свою комнату в аспирантской общаге я уступил на ночь приятелю с подружкой, уверенный, что останусь у Анюты.

      Гуляю под окнами – час, другой. Отец ее, похоже, уезжать не собирается (должно быть, поссорился с женой). Деваться некуда, гуляю до рассвета. Ночью еще и дождик припустил, загнал под козырек подъезда.

      Утром батя уезжает-таки.

      Аня впускает меня, бросается на шею, точно я вернулся с войны, жалеет, ласкает, разрешает все…

      После всего заглядывает мне в глаза:

      – Ты не обиделся, что так получилось? Не обижайся на меня, пожалуйста.

      Я же вместо того, чтобы сказать: «Милая, разве ты в чем-то виновата?», – тяну снисходительно:

      – Да ладно…

      Глава 6. БАШКИРЫ

      Виктор Джониевич вернулся к нам на телеге, влекомой крупной гнедой лошадью. Кроме самого Джониевича, румяного, торжествующего, на крае повозки сидели бочком, свесив ноги в кирзовых сапогах, два мужичка – молодой и постарше, оба черноволосые, смуглые, кареглазые. Судя по всему, это были хозяева того единственного на Кочкарском хуторе жилого дома, в который мы стучались. И приехали они за нами. Так что волей-неволей пришлось загружаться.

      – Я