Золото для любимой. Андрей Неклюдов

скорее, символической оградки. Взбирался снова и снова съезжал. А у Ани в глазах при этом чередовались испуг и сдержанная радость (впрочем, радость тоже с примесью испуга). Потом ей стало зябко, и я героически сбросил с себя рубашку (несмотря на Анины протесты).

      …Если бы я мог вернуться туда, в самое начало нашей истории – я бы в дальнейшем повел себя иначе, и, возможно, мы избежали бы того, что случилось после…

      Глава 5. ДУШЕВНАЯ МУТЬ

      Переваливаясь с боку на бок, груженая вахтовка (гибрид автобуса с грузовиком) движется по разъезженной когда-то, а ныне высохшей, как хлебная корка, дороге. Часа через три подъезжаем к месту, обозначенному на карте несколькими крохотными черными прямоугольничками с надписью: «Хутор Кочкарский».

      «Вот оно, место моей добровольной ссылки», – мысленно произношу я. Здесь я буду одиноким и независимым. Не хочу больше зависеть – ни от других людей, ни от событий, ни от своих эмоций. Я буду лишь беспристрастным наблюдателем.

      Весь хутор – три дома, два из которых, просевших и обросших до окон коноплей и крапивой, явно не жилые. Третий оброс травой не так густо и не со всех сторон. В его высокие массивные деревянные ворота, вернее, во врезанную в них дверь, Колотушин стучит массивным железным кольцом, заменяющим звонок. Ответом ему – гробовая тишина. Ворота – как в крепости: установлены на могучих четырехгранных столбах и увенчаны бурой жестяной крышей во всю их длину. Они выглядят добротнее самого дома.

      Вокруг, насколько хватает глаз, – ни единой души. Однообразные белые облака шеренгами замерли над всхолмленной просторной степью с разбросанными по ней лесными массивчиками (колкбми).

      Наверное, здорово родиться и жить в таком месте, невольно подумалось мне. Тогда, очевидно, и характер, и судьба будут такими же ровными и безмятежными.

      И мне вдруг отчаянно захотелось жить в таком вот безмятежном мире, но где обязательно была бы Аня и не было всего того, что с нами стряслось, и не существовало бы в помине никакого Армена. Где все было бы просто и понятно. Где Аня была бы безраздельно моей, и я любил бы ее открыто, преданно, чутко, без психологического садизма. Но… тогда это был бы уже не я.

      В общем, на этом хуторе мы и поселились.

      К сожалению, действительность часто оказывается не такой простой и безмятежной, как хотелось бы. Так и нашему поселению предшествовал глупейший скандал.

      Почва для скандала зрела еще с утра на базе местной геологической партии, где мы ночевали. Сразу после завтрака Виктор Джониевич призвал к себе начальника.

      – Владимир Кириллыч, есть одно важное дело, которое ты не учел, – внушительно проговорил он.

      – Командировки? Уже отметил! – самодовольно отрапортовал тот.

      – Нет.

      – А, вы насчет транспорта? Договорился. Через полтора часа дадут вахтовку.

      – Молоток. Но я не об этом. – («Молоток» у Виктора Джониевича заменяет слово «молодец», это у него высшая похвала.)

      – О чем же? – озадаченно потер лоб Колотушин.

      – Вот