Золото для любимой. Андрей Неклюдов

Как в темницу.

      Вот, к примеру (из грустного).

      Путешествуем с Аней на прогулочном катере по каналам. День ясный, хотя и ветреный. Стоим на верхней палубе, любуемся видами. Рядом пристраивается лучащийся улыбкой и лысиной мужичонка. Интересуется доброжелательно:

      – Вы не брат и сестра?

      – А что? – откликаюсь без энтузиазма.

      – Вы так похожи друг на друга. Муж и жена?

      – Почти.

      Замечаю Анин удивленный взгляд: даже «почти» из моих уст – это уже непомерно много.

      – А дети есть? – наседает интервьюер.

      – Нету.

      – У вас непременно будут красивые дети. Вы такая чудесная пара!.. Такие как вы должны производить как можно больше детей – четверо, пятеро… Красивых здоровых детей. Это, можно сказать, ваш долг перед природой и обществом.

      Аня улыбается, но я-то уже изучил все ее улыбки. Эта – перед слезами.

      Она тогда уже знала, что детей у нее не будет (после злополучного аборта, к которому я не причастен).

      Попутчик между тем явно приготовился к долгой задушевной беседе о наших гипотетических детях. Тогда я вежливо оттесняю его в сторонку и тихо сообщаю кое-что на ухо.

      – Что ты ему такое сказал? – недоумевает Аня после того, как доброжелателя точно волной слизнуло.

      – Да так, ничего особенного.

      На самом же деле я шепнул ему, что у нас с моей подругой у обоих СПИД.

      Такие у меня тогда были шутки.

      Днем я маршручу, таская с собой в рюкзаке обернутый мешковиной черный пластиковый лоток, ожидая удобного случая, чтобы пустить его в ход. Однако удобных случаев пока нет, поскольку уже неделю мы ходим в маршруты втроем – Сыроватко, Колотушин и я. Виктор Джониевич оправдывает это тем, что нам якобы необходимо приучиться смотреть на вещи «одними глазами». Пока что этого не получается. Видимо, у всех троих глаза устроены по-разному.

      Остановимся иной раз перед глинистым обрывом, поковыряемся в нем остриями молотков, разотрем белую липкую массу в пальцах, Кириллыч еще и лизнет.

      – Обычная глина, – нарушаю я общее глубокомысленное молчание. – Каолиновая, судя по всему.

      – Типичная кора выветривания, – изрекает Володя.

      – Да вы что, шутите? – набычивается Джониевич. – Это же стопроцентные туффизиты! Ендовкиным здесь закартировано тело туффизитов. Вот и кварцевые прожилки, о которых он говорил. Это же как выпить и закусить!

      – В коре выветривания могут сохраняться кварцевые прожилки, – не сдается Колотушин (наверное, ему тоже надоели маршруты втроем).

      – Тем более что это, скорее всего, не прожилки, а просто песок, попавший в трещинки, – добавляю я.

      – Мы пришли на заданную точку и обязаны взять тут пробы. Какие вам еще убеждения? – пресекает дискуссию Сыроватко. – Доставайте мешки, этикетки и хватит демагогии.

      Надо отметить, что отобранные пробы (по сорок килограммов каждая) мы таскаем на себе. К дамбе. Это единственное место в округе, где можно подойти к речке, не увязнув в иле и не заплутав в дебрях камышей.