Геополитика «мягкой силы»: опыт России. М. А. Неймарк

на себе отчетливо выраженный отпечаток необоснованной парадоксальности; когда они подчеркивают, что культура, будучи одним из инструментов внешней политики государства, “может оказывать дестабилизирующее воздействие как на состояние международной системы в целом, так и на характер межгосударственных отношений в частности”[82].

      Ряд серьезных теоретических проблем и пробелов, негативно отражающихся на возможностях прикладного анализа силовых взаимоотношений в целом на мировой арене и в приоритетном порядке – особенностей “мягкой силы”, отмечает Н. Юдин. Обобщая их, он выделяет следующие тенденции. Первая, наиболее фундаментальная из них выражается в существенном снижении общего уровня научной рефлексии проблематики силового взаимодействия, когда практически любая терминологическая новация (неважно, насколько методологически оправданная и обоснованная) воспринимается как имеющая право на существование самостоятельная концепция, а то и значимое теоретическое достижение. Вторая тенденция заключается в постоянном, ничем не ограниченном и методологически не оправданном расширении исследовательского поля за счет включения в него всё новых форм и видов социального взаимодействия, поиске всё более незаметных и изощренных форм (способов реализации, измерений) силы. Третья – связана с чрезмерной концентрацией исследований на описании и каталогизации форм ее реализации. Эта задача, полезная сама по себе, в настоящий момент имеет тенденцию подменять собой изучение собственно феномена силы. Отсюда берет начало парадоксальная ситуация, когда развитие исследовательского поля сводится к добавлению всё новых эпитетов (“мягкая”, “умная”, “острая”). Наконец, четвертая тенденция заключается в привнесении в процесс концептуального анализа феномена нормативного компонента, в попытках дать ценностно приемлемое его определение[83].

      В этой связи фокус критического подхода некоторых исследователей к осмыслению специфики отечественного дискурса центрируется на практике инструментальной трактовки феномена “мягкой силы”. Так, А. В. Борисов видит ее изъян в изначальной попытке интерпретации, теоретического обоснования и легитимации высказываний должностных лиц, определяющих внешнюю политику страны, и только “затем использование ангажированных определений в научных статьях, учебниках и, что имеет определяющее значение, в документах стратегического планирования Российской Федерации”. Свой вывод о том, что инструментализация “мягкой силы” обедняет научную дискуссию, он объясняет тем, что инструмент находится вне анализа целей и анализа средств. “Вне анализа средств потому, что, сам являясь таковым, исключает анализ альтернативных вариантов, пока не будет доказана неэффективность инструмента либо возможность применения альтернативы. Но определение эффективности или рассмотрение альтернативы невозможно вне анализа целей, для достижения которых может быть применен инструмент”

82

Сидорова Е. А. Культурный фактор в отношениях России и Европейского союза ⁄⁄ Вестник международных организаций. 2014. № 3. С. 69.

83

См.: Юдин Н. Дискуссия об образах силы в теории международных отношений. Поворот не туда? // Международные процессы. 2018. Том 16. № 3. С. 92.