Сын героя. Елена Евгеньевна Тимохина

его встретило гробовое молчание.

      Капитан речфлота Иван Иваныч молчал, отвернувшись, он смахнул слезу золотым позументом на кителе.

      – Выпустили тебя, парень?

      – Признался, что ты убил? – не выдержала нетерпеливая и глупая Милка. – А почему выпустили?

      – У них там перерыв на обед, пока отпустили на поруки, – коротко ответил Вика.

      – Лет десять дадут, – сказал всезнающий Сорокин. – Если не найдут смягчающих обстоятельств. А их не найдут, это я вам гарантирую. Пойдем лучше выпьем. Заводи мотор.

      Вика очень хотел выпить, но чувствовал, что не время. Ну конечно, Сорокин не обманет и поставит – но пить на его деньги последнее дело, его пиво, словно желчь.

      – А Кости здесь нет? – спросил Вика.

      – О чем ему с убийцей толковать? Ты нам расскажи, Виктор, про то, как колобродил спьяну и непременно в деталях, – ржал у него над ухом бывший участковый Сорокин, выгнанный с работы за взятки и за пьянство.

      А незнакомый парень был и вовсе готов лопнуть от смеха.

      Один только Полковник был серьезен – и можете себе представить, как трудно ему было сохранять пристойность при таких странных обстоятельствах. Он мечтал умереть на поле боя, но никто этого не знал, зато каждая в округе собака знала, что его убили по пьяному делу в туалете.

      Вика подошел к своей машине и пнул по колесу. Что-то было не так. Шина ответила ему пружинистым отскоком, но колпак с колеса выпал и, звеня, покатился по асфальту. Все смотрели на него с ожиданием: а что дальше? Вика побежал за колпаком.

      Раздался взрыв, и Вика осел на землю. В руках он сжимал ненужный теперь колпак, который спас ему жизнь.

      – Мимо, – выдохнул он.

      – Ты в порядке? – прозвучал голос Иван Иваныча.

      Вика тряс головой и поводил плечами, судя по движению губ, он что-то говорил, но что он хотел сказать, осталось неизвестным.

      Стоило посмотреть, как весело горела машина: сама собой открылась дверь, из которой никто не вышел. Казалось, вот-вот что-то произойдет.

      – Неужели взорвали? – спросил Сорокин. – А я собирался на ней ехать.

      – Террористы, товарищи, – сказал Вика.

      – Ладно, – ответил Сорокин.

      В террористов он поверить еще мог.

      Вика сидел на железной оградке, идущей по периметру газона, который мог стать кладбищем, и держал в руках банку с пивом.

      – Да я и сам не знаю, как это вышло, – говорил он. – Обидно до слез. Не потому что машины жалко, которую я любил, и вчера ей поставил запасное колесо, за которое еще не расплатился. Чепуха, конечно, мне оно почти даром досталось от Сорокина. Обидно вот что: никто не знает, за что меня хотели убить, и, боюсь, теперь никогда не узнает. Не знаем же мы вот до сих пор: кто убил Полковника?

      – Или же кого он хотел убить, – уточнил Прокопьич.

      – А это не ты часом его на небеса отправил? Только честно.

      – Ворошиловские стрелки не лгут, – ответил старик с вызовом.

      – Стрелки все одинаковые, – возразил парень.

      – Ворошиловский – это бренд, – возразил