Жена винодела. Кристин Хармель

ответить правду.

      – Да, все так, мой отец еврей, и, хотя мои родители вовсе не были религиозны, я все же, разумеется, считаюсь…

      – Нет-нет, – перебил ее Мишель. Даже в темноте было видно, как краска поднимается у него по шее и заливает щеки. – Прошу прощения, я не это имел в виду. Я знаю, что вы наполовину еврейка, Селин, вопрос был, получали ли вы какие-нибудь известия от родных. Как они? В порядке? Я давно о них беспокоюсь, но не знал, как спросить.

      Селин, к своему удивлению и смущению, почувствовала, как глаза наполнились слезами, а в горле встал ком. Вновь подняв взгляд на Мишеля, она увидела в его лице такую бездну тревоги и сострадания, что разрыдалась.

      Мишель придвинулся к ней – сначала немного, а потом вплотную, – и, чуть помедлив, обнял ее одной рукой, а она склонилась к нему и продолжала плакать, заливая слезами его плечо. Затем поднялась и, отирая остатки слез, проговорила помертвевшим голосом:

      – Простите, пожалуйста. Не… не знаю, что на меня нашло.

      – Не извиняйтесь. Я ни в коем случае не хотел вас расстроить.

      – Вы не виноваты. Дело в том, что я очень о них тревожусь. От них вовсе нет никаких вестей.

      Мишель вздохнул:

      – Ох, Селин, этого-то я и боялся.

      – Я знаю, что связь сейчас ужасная, но…

      – У меня есть друг, – перебил Мишель, и его голос вдруг зазвучал тихо и настойчиво.

      – Что?

      – Друг, который может устроить, чтобы кто-нибудь проверил, что с ними. Если вы хотите.

      Селин моргнула в знак согласия, но Мишель избегал встречаться с ней взглядом.

      – Да, конечно, но я бы не хотела никого подвергать опасности.

      – Мой друг, – чуть улыбнулся Мишель, – постоянно в опасности. Но я знаю, что он будет готов помочь.

      У нее была сотня вопросов и, может быть, дюжина причин сказать «нет», но вместо того она прошептала:

      – Благодарю вас.

      – Не стоит, – теперь Мишель смотрел ей прямо в глаза. – Мы все должны заботиться друг о друге, разве не так?

      Селин кивнула и потупилась. Она чувствовала на себе взгляд Мишеля и понимала, что он чего-то ждет, но чего?

      – А Тео, – спросил он немного погодя, – он волнуется о вашей родне?

      Селин озадаченно посмотрела на него:

      – Что вы имеете в виду?

      – Меня беспокоит его невозмутимость. Такое впечатление, что он живет в каком-то пузыре, – о вине думает, а о том, что происходит в стране, – почти нет. – Мишель помедлил. – Надеюсь, вы не сочтете мои слова бестактностью.

      Селин глянула на него и тут же отвернулась.

      – На самом деле я подозреваю, что он мало думает о вещах, которые его прямо не затрагивают. – Даже такое признание заставило ее почувствовать себя предательницей.

      – Мне кажется, то же самое происходит и с Инес.

      – Она старается, – не сразу ответила Селин. После дневного разговора за проверкой бочек она понимала Инес чуть лучше и считала своим долгом вступиться за нее, хотя вполне сознавала, как мало между ними общего.

      – Вижу.