Рожденный в ГСВГ. Евгений Келпш

кипятком, старательно дули на этот напиток и закусывали его кусочками серого хлеба. Когда я обозначился в проёме двери, на меня воззрились две пары больших, светлых, грустных и голодных девичьих глаз.

      Все вопросы и просьбы мгновенно слетели с моего языка, а к горлу подкатил комок. Я метнулся к нашим вещмешкам, у нас ещё было полно сахара, галет, заварки, сгущёнки и рыбных консервов. Взяв, сколько мог унести, вернулся к малышкам. Глаз такого размера я до этого не видел.

      Всё это происходило при минимуме слов. Я заварил крепкий чай в огромном чайнике, в блюдце навалил армейского кускового сахара, вспорол банки со сгущёнкой и сайрой в масле. «У нас хлеб есть» – пролепетала одна из девочек. «Ура! – ответил я, – я на галеты уже смотреть не могу». «Правда? – удивились проводницы-школьницы – а нам они так нравятся». Я молча сходил в наш вигвам и принёс им две коробки из-под РСП, полные галет.

      В разгар чаепития на лица девчонок вернулись краски, в глазищах появился кокетливый блеск, они болтали без умолку. Они были студентками на подработке, им было по 19 лет, из челябинских пригородов, всё бы ничего, но до проводников почему-то перестала доходить положенная в пути провизия, ни заварки, ни сахару. В общем, голодно, холодно, но платили неплохо. Да, мир спасёт красота, а красоту, в свою очередь, спасёт еда…

      Лена и Настя умяли по банке сайры, закусили галетами со сгущёнкой, и я, как рачительный начальник, отправил Лену с чайником чая к личному составу. Не всё же им сны про девушек смотреть. Поезд находился в пути 36 часов, остановок было мало, девочкам не надо было часто выскакивать на перрон… Лена поила чаем прибалтийских воинов, разомлевших от счастья, а Настя, свернувшись в клубочек под моей мужественной рукой, рассказывала мне истории своей короткой девичьей жизни. Ну да, в 23 года я был вполне хорош собой, без намёка на лысину и морщины, а умение слушать присутствовало у меня всегда.

      Так мы и ехали до самой до Москвы, дружным коллективом советской молодёжи, воплощая в горячие (и немного влажные) дела принципы интернационализма и единства Армии и Народа. В Первопрестольной расстались, наобещав писать, звонить, приехать летом в гости и т. д.