Скоро сказка сказывается… Последняя стрела. Фантастика, повесть. Татьяна Левченко

подворья от матушкина. Невера же, старшего, спровадила деду в помощь да в обучение.

      А и дерзкий отрок, да и речь ведёт поперёд мысли. Поразмыслил бы – и сам понял: как бы иначе Сказание сложилось, кабы не многие свидетели. То же и Мал Боровик сейчас втолковывал:

      – И не раз, и не два говорено: скоро сказка сказывается, да не споро слово связывается. Были и свидетели встречи Охотника с Пришлым; были и находившие стрелки, да колчан не добывшие, али не ведали о нём. Стрелки те Лукава опосля хитро отнимала, дале, знать, пускала: ни у кого не сохранялись они.

      Так, по словцу, по деянию, великому ли, малому – Сказания и складываются. Не токмо сие – каждое из ведомых Ведовых.

      Пристыженный Невер, посапывая, склонил голову с волосьями спутанными, только глазами из-под них просительно постреливал – мол, прощения прошу, – то на деда, то на гусляра. А Мал Боровик так продолжал говорить:

      – И не раз, и не два люди видели стрелки эти. И не раз, и не два теряли они любых и ближних, пугаясь, как истаивали те. Были и такие, что встречали через много лет возродившихся: те не признавали былых знакомцев, одначе, – не всё в Сказании говорится: есть и как будто верные слова, только проверить не можно, потому и не говорятся, – ведомо: если как-то напомнить, что-то зело близкое к сердцу переродившегося указать, он вспоминает и узнаёт. Даже если оставил ребятёнком, а узрел деда-бабку древних. Два или три такие случая случались.

      Я с замершим сердцем слушал эти слова Мала, и надежда всё теплее омывала мою душу. И задумался-замечтался я, опустив глаза к земле: вот, пойду искать, вот, сыщу колчан, вот, повстречаю её, мою Лёнушку…

      – Как зовут тебя? – Гусляр торкнулся головы моей, склонённой на кулаки сложенные: как лежал у костра, так и задумался, в землю глядючи.

      Сел, встряхнул свои кудри, под ремешок заправил. Подивился вопросу: всяк здесь меня сызмальства, через матушку, знал. Но, коль спрошено, – отвечать надобно:

      – Матерь Лучарушкой прозывала, – откликнулся, – а любушка, Лёнушка моя, – Яроликом звала…

      – Так тому и быть, – кивнул гусляр. – Вот, два имени, два пути твои – какое выпадет, тем путём и пойдёшь. Быть Лучарушкой – воротишься к матушке, позабудешь про всё – и про любушку, и про смерть её, и про Вече Вещее…

      А как выпадет Яролик, – будет путь твой никем не ведомый, до последней стрелы, в колчан положенной, будешь ты на Пути на сём. А уж дальше что – и подавно никем не знаемо.

      И вложил он в два кошеля одинаковые – лучинушки скалочку в один и листок золото-яркий, как Ярила полдневного лик, – в другой. И велел уйти ненадолго, а кошели пустил встречь друг другу по рукам у костра сидящих. Как сходились у него, – ещё и перекладывал туда-сюда, что уж и сами они не могли знать, в каком кошеле что лежит.

      А я и вовсе отошёл осторонь, за край поляны, за густые ветви еловые. И не ведая, знал, что выберу золотой листок – Путь незнаемый. Потому как –