Стихи про меня. Петр Вайль

плечи и уйду за границу, как-нибудь проберусь”. Лето пришло и почти уже кончилось, когда 25 августа Николая Гумилева расстреляли.

      Набоков под конец жизни написал: “Как любил я стихи Гумилева! ⁄ Перечитывать их не могу”. Сказано точно и справедливо, но первая набоковская строчка важнее второй.

      В заводском клубе

      Игорь Северянин 1887-1941

      Кэнзели

      В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом

      По аллее олуненной Вы проходите морево…

      Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,

      А дорожка песочная от листвы разузорена —

      Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.

      Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная…

      Упоенье любовное Вам судьбой предназначено…

      В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —

      Вы такая эстетная, Вы такая изящная…

      Но кого же в любовники! и найдется ли пара Вам?

      Ножки плэдом укутайте дорогим, ягуаровым,

      И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,

      Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,

      И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым —

      Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..

1911

      Очередной культурный десант нашего полкового ансамбля самодеятельности высадился в клубе пригородного завода “Ригахиммаш”. После того как ударникам вручили грамоты, солист Рафик Галимов исполнил нужный набор комсомольских песен, я прочел неизменного Симонова, Юрка Подниекс сфотографировал передовиков, заводское начальство с политотдельским капитаном Гартунгом ушло в буфет, а наш оркестр заиграл танцевальную музыку – зал до последнего уголка заполнила привычная смесь дыма, мата, пьяни, ожидания драки. Тут на сцену вышел Слава Сакраманта. Пары остановились. На Славе был приталенный пиджак из лилового плюша, кремовая рубашка с воротником-жабо, крупная розовая брошь, белые туфли. Слава кивнул пианисту Олегу Молокоедову и начал: “В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом… ”

      Музыка играла, Слава пел, пары стояли. На тихом проигрыше после “меха ягуарового” кто-то громко и отчетливо выразил настроение коллектива: “Ну, бля!” И сразу несколько человек полезли на сцену убивать певца. Наши оркестранты, все с доармейским кабацким опытом, уже стояли у рампы с намотанными на руки солдатскими ремнями с бляхой. Абордаж отхлынул. Мы с Подниексом, бросив новые мимолетные привязанности, пробивались к сцене, снимая ремни на ходу. Из зала примирительно кричали: “Ребята, мы ж не к вам, вы нормально… Этого гнать! Чего этот?” Сакраманта не произносил ни слова, потел и крупно дрожал. Мы вывели его черным ходом на улицу, поймали машину, усадили. Рафик Галимов на ходу утешал как мог: “Не расстраивайся, Слава, в Казани тебя бы тоже обязательно побили”.

      Слава Сакраманта создан был не для военного поприща, а для звуков сладких. В армию он попал