Голод. Алма Катсу

словам Бриджера, Лэнсфорд Гастингс в форте действительно был, но уехал сопровождать идущий его маршрутом обоз. Опережали они нас примерно на неделю, и потому мы пробовали держаться их следа, однако путь вел сквозь леса с весьма густым подлеском. Время от времени мы натыкались на старые индейские тропы, но всякий раз обнаруживали, что тропа завершается тупиком, упираясь в каньон либо крутой обрыв. Проехать здесь и верхом трудновато, а уж с фургонами – практически невозможно. Ты должен, ты просто обязан отговорить попутчиков следовать этим маршрутом. Здесь вас ждут только неодолимые трудности и гибель.

      Потратив целую неделю, мы с Томасом сумели преодолеть горы. Следы обоза, сопровождаемого Гастингсом, мы потеряли и ни минуты не знали покоя, надеясь отыскать хоть какой-нибудь знак, услышать человеческий голос – что угодно, только бы убедиться: рядом есть еще кто-то. Однако чем дальше мы углублялись в лес, тем острее чувствовали одиночество. Вдобавок, как это ни парадоксально, меня не оставляло странное, невероятной силы ощущение, будто за нами следят.

      Томас к этому времени сделался пугливее зайца, и я начал всерьез беспокоиться о здравии его рассудка. Прошлым вечером, у костра, поддавшись на мои уговоры, парнишка признался, что, переводя рассказы пайютов, кое о чем умолчал. Да, это правда, пайюты советовали держаться подальше от племени анаваи с озера Траки, однако их кровожадность имеет причины. Чужаков анаваи похищают, чтоб приносить их в жертву тому самому духу волка.

      Так вот, Томас очень жалел, что не рассказал об этом раньше: дескать, боялся, как бы мне не втемяшилось в голову убедиться во всем самому – ведь тогда нас обоих ждет смерть в руках анаваи. Меня он явно счел умалишенным и на разумные доводы не полагался. Напуган Томас был так, что мне сделалось совестно: ведь это я поставил его в подобное положение, а между тем он – всего лишь семнадцатилетний парнишка, опасающийся за свою жизнь.

      Едва я собрался достать кошелек, расплатиться с Томасом и отпустить его восвояси, из зарослей донесся треск. Оба мы вскинулись, развернулись, точно ужаленные, я потянулся к ружью, а Томас выхватил из костра горящую ветку.

      Кусты затрещали со всех сторон. Томас поднял ветку над головой, будто факел. Прямо перед нами треснуло так, будто кто-то изрядно грузный, наступив на упавший сук, переломил его надвое. Вскинув ружье, я направил дуло на звук.

      – Покажись! – крикнул я в непроглядную тьму.

      Топот. Кто-то, сорвавшись с места, бросился к нам. Я собрался было выстрелить, но в тот же миг Томас со всех ног бросился в лес. Мальчишка был безоружен (в панике он выронил наземь даже горящую ветку), и мне пришлось бежать следом, чтоб уберечь его от возможной беды. В погоне за Томасом, ломившимся сквозь кусты без оглядки, я слышал, как кто-то неотвязно следует за мною сзади. Еще пара минут, и Томас исчез в черной как смоль темноте, но топот и треск позади сделались громче, приблизились, и наконец подстегнутый инстинктом