Тургеневская стриптизерка. Ирина Ширяева

решить куда проще…

      – Благодарю, – слегка перебила Варенька. – Я думаю, что сумею справиться сама.

      – Ну, а если нет?

      «Тогда и поговорим», – подумала Варенька, но решила не афишировать эту мысль.

      – Извините, мне пора, – она аккуратно обошла Славского-младшего и направилась в гримерку.

      Клим смотрел вслед затуманенным взором. Словно провожал глазами не стройные ноги в колготках фирмы «Леванте», а плавно стекающий по мраморным ступеням шлейф…

      Варенька сидела на кухне, гипнотически уставившись в одну, видимую только ей, точку и неумело затягиваясь сигаретой из Лолкиной пачки.

      Вошла Лолка и, застав подругу за столь нетипичным для нее занятием, сочувственно осведомилась:

      – Что, паскудно?

      – Ох, не то слово, – не сразу отозвалась Варенька, морщась то ли от своих раздумий, то ли от сигаретного дыма. – Слушай, Лолка, я вот думаю одну мысль… Когда мы про Сонечку Мармеладову в школе проходили, точно помню, усвоила, что она была порочна телом, а душой вроде как невинна… Но разве может такое быть? Ведь душа и тело всегда вместе. Слитно. Как получится у них жить – каждый по себе? Когда душа отделяется от тела, человек умирает…

      – Ну знаешь! – возмутилась подруга. – Кончай свою никому не нужную философию! Она тебя до добра не доведет. Противно, да! Но за это «противно» – какие бабки отваливают! Да в конце концов, если тебе нужно…

      – Если бы было нужно мне, – перебила Варенька, – я бы лучше удавилась…

      – Ах, ну как же, как же! еще больше взъерепенилась Лолка. – Русская, блин, женщина из одноименной поэмы А.Н. Некрасова! Ясное дело! «Жизнь – Родине, честь – никому»!

      – Н.А. Некрасова, Николая Алексеевича, – машинально поправила Варенька. – И вообще, что ты несешь, Лолка! У тебя же каша в голове! Это совсем из другой оперы.

      – Плевала я на твои оперы! – не унималась подруга. – Да, пусть у меня в голове каша! Зато ее лопать можно! Ложками! – неожиданно поднялась она до афоризма. – А с твоими операми – только подохнуть! Под них и похоронят…

      Варенька помолчала, зажигая вторую сигарету. Лолка забрала у нее пачку и как могла утешила.

      – Ладно, не горюй, подруга. Главное, запомни: если ты беременна, то это временно. Если не беременна – то это тоже временно.

      – Все проходит… и это пройдет, – перевела на свой язык Варенька.

      – Все пройдет, – замурлыкала Лолка старую, из детства, песенку, – и печаль, и радость… Все пройдет, так устроен свет…

      – …все пройдет, только верить надо, что любовь не проходит, нет… – подхватила Варенька.

      Коли это так, то можно было жить дальше.

      Навстречу Вареньке по больничному, ставшему к этому времени родным, коридору шла женщина с некогда красивым, но, казалось, уже навеки заплаканным лицом. Это была мать Никиты.

      – Все хорошо, – сказала она, обнимая девушку, – Никите сегодня сделали операцию…

      Варенька ахнула и вся обратилась в немой вопрос.

      – Все