Голод – хорошая приправа к пище. Николай Витем

почему-то Валентину:

      – Ты же знаешь, насколько я загружен работой, пойду трудиться.

      – Глаш, не отпускай его, пусть остаётся, тебя он послушается, – отмяк Валентин.

      – Останься, Ваня, поешь с нами, – повторила просьбу Глаша.

      – Меня дома ждут, хозяева обидятся, если, придя, откажусь от стола: решат, что брезгую сидеть с ними за одним столом. Как-нибудь в другой раз посижу с вами, поболтаем, выпьем.

      Убедившись, что уговаривать Ивана бесполезно, отстали от него и сели за стол вдвоём. Поужинав, Валентин обнял Глашу за талию в надежде получить причитающуюся долю ласки. Глаша вывернулась:

      – Посуду надо помыть и, кроме всего прочего, у меня месячные, так что сегодня вообще не приставай.

      Валентин сделал вид, что не обиделся, спросил вроде равнодушно:

      – Иван точно из-за сапог приходил?

      – Из-за сапог и соли.

      – Дала ему? – задал двусмысленный вопрос.

      Глаша сделала вид, что намёка не поняла.

      – Ответила, что не могу: не давать же соль, которой осталось мало, самим не останется.

      – Умница ты моя, – погладил Валентин женщину ниже талии. Обычно на подобную ласку Глаша делала встречное движение, но сейчас не отреагировала. «У женщин такое настроение бывает, когда месячные», – решил Валентин, и принялся в который раз перечитывать советские газеты, оставшиеся с довоенной поры.

      – Убрал бы ты их куда-нибудь, – посоветовала женщина, – зайдут полицаи, увидят газеты, донесут немцам: ни тебе, ни мне не поздоровится.

      – Пойду на двор, займусь делом. Воды принести?

      – Принеси, – расслабленным голосом ответила женщина, в томной позе лёжа на кровати, – легла, когда Валентин направился на выход.

      У велеевских крестьян первого животноводческого отделения колхоза с приходом немцев забот меньше не стало. Колхоз оставлен в той же ипостаси, что и при Советах, даже название не поменяли – был «Зарёй» советской, стал «Зарёй» немецкой, – и обязанности сохранились прежние.

      Колхозники правят ограду, меняют упавшие и сгнившие колья, обновляют слеги, чинят крышу коровника и складских помещений, ремонтируют ворота, – делают всё, что делали всегда в эту пору.

      Майор с неизменной переводчицей приехал на примерку. Получив от Ивана голенища с притороченным на живую нитку передком и задником, натянул заготовки на ноги. Иван пометил мелом границы пальцев. Чтобы ноги не жало, подогнал колодки, выставив подъём. Коменданту подошёл сорок первый размер. Размер обуви Иван написал на бумажке, показал цифру офицеру, одновременно поясняя переводчице. Офицер подтвердил цифру.

      Ту же процедуру проделал с полусапожками.

      Работа мастера оценена одобрительным похлопыванием по плечу и немецкими словами: «Прахткерл, рус Иван».

      Женщина перевела: «Молодец, русский Иван!»

      В знак признательности Иван пообещал ускорить изготовление заказа и через неделю заняться притачиванием подошв.

      В обещанный срок подъехала легковая машина. Зашла переводчица