Сумасшествие, коронавирус и прочие сомнительные прелести путешествий. Сборник рассказов. Андрей Юрьев

автомобилям, припаркованным яркими рядами, словно игрушки на полочке в шкафу его детства. Вечернее солнце лениво катало блики на блестящих боках. Игра началась.

      – Ух ты! – подумал он, – Сколько иномарок! И ни одного Москвича, и Жигулей не видать… Неужели отечественный автопром у них тут загнулся? А нет, вон одна Жулька стоит. Кажется, пятерка… Новая, только грязная и какая-то бесцветная. Господи, я ведь когда-то мечтал о такой! Ужас!

      Он прошел мимо двух белых Тойот, замедлил шаг у черного Мерседеса и совсем остановился возле роскошного ярко красного БМВ, любуясь ломаной футуристической формой. Заглянул внутрь. За тонированными стеклами, что само по себе интриговало, как в космическом корабле. Точно, изысканно и дьявольски красиво. Поцокал языком. Скрипнул пальцем по горячему металлу и легонько пнул колесо, как всегда делал отец перед поездкой. Под капотом еле слышно щелкнуло, и неожиданно громко завопила, заквакала сирена.

      Караул! Петр Иванович в ужасе отшатнулся. Обернулся по-воровски быстро на окна конторы, и поспешил прочь, втянув голову в серый плащ и прижимая портфель к груди. Сердце стучало, как изношенная шаровая опора в отцовской ласточке. Игра между тем продолжалась.

      Площадь у метро его просто раздавила. Обилием информации, безумными сочетаниями цветов и запахов. Как же все изменилось за двадцать лет! Отовсюду вопила иностранщина: – Sale, Макдоналдс, доллары, шоу, хот-доги!

      – Они нас все-таки победили? – подумал Петр Иванович. Даже растерялся.

      Над входом в метро висел огромный телевизор, как табло на стадионе, а в нем мельтешили кадры, будто из сна шизофреника. Практически голые девицы выли про какой-то клуб, полилось рекой пиво, мелькнула непонятная еда, снова девицы затрясли накаченными ляжками… Здоровенный мужик в наушниках сильно толкнул его в плечо, словно наказывая за нерасторопность, и он отскочил в сторону. К стене, у которой молодая совсем бомжиха делила беляш с таким же бомжеватым рыжим псом. Бомжиха сидела на картонке, поджав по-турецки ноги в сильно поношенных кедах, и не обращала на суету вокруг никакого внимания. Словно кроме нее и пса никого не существовало. Она что-то говорила ему ласково и все пихала под нос надкушенный беляш, а пес морщился и отводил морду в сторону. Снова и снова. Бомжиха смеялась, откусывала от беляша и опять протягивала псу. Тот косился виновато на Петра Ивановича и вилял тугим хвостом по асфальту, раскидывая окурки и сгоревшие спички. Сытый, наверное. Больше всего Петра Ивановича поразило в девице то, что волосы ее выглядели, как палки. Давно не мытые и свалявшиеся, они торчали в разные стороны. У нее был проколот нос, и под ним болталось иссиня черное кольцо. Как у папуаса из журнала «Вокруг света». Девица подняла взгляд, и он поспешно отвернулся. Один глаз у нее был желтый, кошачий, другой черный с белым зрачком. И в довершении всего у нее отсутствовали брови.

      – Но так не бывает! – в ужасе подумал он, и боком,