Водоворот. Владимир Гурвич

что он антисемит.

      – Антисемит, – кивнул головой Блюмкин. – Но мало ли в мире антисемитов, всех не любить – никаких сил не хватит. Я не люблю его, потому что мне он не нравится, как режиссер. Как говорят в некоторых кругах, он не дает кассы. И уверяю тебя, не даст. Понимаю, он твой протеже, но сейчас не то время, когда следует исходить из таких критериев.

      – Положим, протеже он не мой, а Дивеевой. Ладно, ты прав, – неохотно признал Любашин. – но представляешь, как взбеленится Валерия, если мы его переведем просто в режиссеры. Она и без того регулярно выражает недовольство, что я его официально не делаю главным.

      – Знаешь, когда театр закроется, негодование нашей примы потеряет всякое значение. А если идти на поводу у нее, это непременно случится. Или ты в этом сомневаешься?

      – Уже не сомневаюсь, – вздохнул Любашин. – Но кого назначить на эту должность? У меня подходящей кандидатуры на примете нет. Что скажешь?

      Какое-то время Блюмкин молчал.

      – Мне вчера стала известна одна новость. Пока о ней никто не знает, но мой знакомый финансовый директор из одного театра сообщил мне ее по секрету.

      – Давай выкладывай, – нетерпеливо призвал Любашин, так как Блюмкин замолчал.

      – Из Большого Академического театра увольняется Юхнов. Точнее, на самом деле его увольняют. В общем, история не совсем ясная, но может быть уже завтра он станет безработным.

      – Ты с ума сошел! – Любашин даже поднял руки вверх. – Только нам ко всем бедам не хватает этого скандалиста. Насколько я помню, его выгоняют уже из третьего или четвертого театра.

      – Возможно, я не считал, – пожал плечами Блюмкин. – Зато на его спектакли ломится зритель. И пишутся большущие рецензии.

      – Ругательные.

      – Разные. Много хвалебных и даже восторженных. Но даже, если ругают, это совсем неплохо. Куда хуже, когда совсем ничего не пишут, как о наших спектаклях. Другой кандидатуры не вижу, которая способна встряхнуть наше болото.

      – Тебе не кажется, Яков Ефимович, что так недопустимо говорить о заведении, в котором ты получаешь зарплату.

      – Сейчас тот случай, когда надо говорить правду. Или ты так не считаешь?

      – Пожалуй, ты прав, – грустно вздохнул Любашин. И подумал, что если осторожный и практичный Блюмкин заговорил в таком ключе, значит, дела действительно хуже некуда. – Я подумаю над твоим предложением. А этот твой Юхнов согласится пойти в такой маленький театрик? Он же привык к большим и знаменитым.

      – А это во многом зависит от того, насколько ты сумеешь быть убедительным. Прежде чем выходить на него, я бы на твоем месте хотя бы немного почитал о нем. Мой коллега говорил, что с ним трудно иметь дело. Но выбора-то у нас нет.

      Сцена третья

      Вся труппа собралась в зрительном зале. Любашин не без страха смотрел на сидящих людей, он не очень представлял, чем завершится это собрание. В целом коллектив довольно спокойный и управляемый, но есть несколько заводил, которые способны за считанные минуты раскачать всю ситуацию. И тогда, чем все это может кончиться, предсказать