Эпюра. Том 1. Роман Олегович Карпинский

в сторону, – со всеми, дескать, курите…

      В толпе стоял мужик с дрожащими руками, лет сорока с виду, но по факту, наверное, и тридцати пяти не наберется. Стоял близко. Все услышал.

      – Мужики, – затянул он, – глядите-ка, молодняку с нами на одной площадке пыхтеть не с руки.

      Попаны остальные повернулась. Тот продолжил:

      – Мать тебе вообще курить разрешает? Хипстер богатый. Деньги у предков выпросил, да мужиком себя возомнил на вечер?

      Декарта как отрезало от сигареты. Он перестал кликать зажигалкой, выплюнул табачный сверток.

      Я выдохнул сигаретный дым:

      – На заводе батрачишь? С гулькин хуй зарплата, да-а? – обратился я ко всей толпе, – Вы кто, блять? Мужики что ли?

      – Ты че, сука? В рожу свою сытую давно не получал? – крикнул рядом его товарищ по статусу.

      Нутро закипело.

      – Да, сытую. Но жизнь свою так устроил, да и друг мой тоже, – смел с себя сказанное от толпы дерьмо, – могли бы как вы тоже, на жопе ровно просидеть, да на один завод проходить, ничего не меняя.

      – А ну, кулаком по хипстерам!

      Пятнадцать разъяренных долбоебов – сила. Пора сматываться обратно в заведение. Дверь открыта. Преимущество за нами – они внизу, мы на крыльце. Срыв с места. Всего несколько секунд, и из враждебной улицы тебя встречают внутри конторы дружелюбные сотрудники безопасности. Хоть за деньги, но дружелюбные.

      Забежали. Двое охранников преградили тем путь преследования.

      – Стоять всем, – ладонь поднял один цербер, – поспокойней. Без драк и насилия здесь.

      Виновник движа остыл, отдернул преграждающую ладонь вниз. Туда же свой пыл.

      – Как скажете, уважаемая администрация.

      Остальные повстанцы облепили один несчастный диван, вместе с зачинщиком. Все как один: смотрели яростью, руки собраны, все кисти с выступающими сухожилиями.

            Сейчас что угодно можно сказать. Безопасно.

      – Вы все три копейки в дом несете, а остальное здесь проигрываете… И даже не пытаетесь что-то изменить. Вас все устраивает, – выступил я с манифестом, – а мы меняем жизнь… Хер что нам за это можно предъявить…

      Оскал с них не спадал. Мои слова – пули. Не попали в цель, только пролетели мимо.

      – Судья дает свисток о начале, а я напоминаю, что это второй тайм после нулевой ничьи первого… – телевизор заговорил звонким голосом.

      Все смотрели на нас – девушка с ресепшена, два плосколобых охранника, игроки, делающие ставки за компьютером и на диванах. Центр внимания – два черных человека по середине. А к ним делать движение никто не смел. Все пятнадцать поджали свои хвосты.

      – Пошли уже, Рам. Там комната ждет.

      Может кто и задумался о моих словах? Кто-нибудь, ну хоть один. Покажись! Скажи, что я прав!

      Никто не встал. Значит не дошло. А могло?

      С надеждой мы отошли от входа смотреть второй тайм.

      – Сколько им вдалбливали престиж работы на заводе? На практически бесплатном рабстве? – шагал по коридору Декарт со мной к комнате, – ты то что, Рамиль? За словесную перепалку хотел