Дружелюбные. Филип Хеншер

и матери, потом – братьям и сестрам, потом – дядьям и теткам, потом – кузенам и кузинам, потом – названым братьям и сестрам, и потом – тем, о ком тебе велено знать, что это твои дядья… Будущее – в том, чтобы получать по заслугам. Которые познаются проверкой. А не в том, кто твой дядя.

      – Эта проблема существует во многих культурах, – сказал Энрико и как будто потянулся за пивом, которое налил ему Шариф, а затем, точно отказываясь и от пива, и от компании, отодвинул от себя бокал, стоявший на садовом столике тикового дерева.

      – Ага, значит, вы можете видеть дальше своего носа! – радостно провозгласил Тинку.

      Шариф разгадал уловку зятя: он устроил ловушку, описав точку зрения оппонента в терминах, очевидно применимых для его собственной. Случись ему спорить с бенгальцем, тот, не почуяв подвоха, раскричался бы: «А ты! Сам-то ты! Сам такой!» Но итальянец позволил себе снисходительность и лишь намекал: уклончиво, изящно, мгновенно заглотив наживку. Шариф откинулся в кресле. Впервые Энрико удалось вовлечь в беседу о чем-то, кроме его родной Сицилии. Интересно, что посредством разговора о Сицилии это и получилось.

      – Вы огляделись вокруг! И думаете, что бенгалец не имеет права показывать пальцем и говорить, что то, как у вас заведено, – неправильно! Но в этом-то вся и соль! Мы встречаемся, едим, пьем и – уходим! Скажите, вас когда-нибудь устраивали на работу знакомые отца? А матери?

      – Нет, точно, точно нет, – ответил гость.

      – Но Энрико… – Аиша только что вышла из дома вместе с Фанни и стояла у застекленных дверей в сад, скрестив руки на груди и с интересом прислушиваясь к беседе. – Расскажи, как ты избежал службы в армии. В Италии все еще есть обязательная военная служба, представляете?

      – О, это было ужасно, – ответил он. – Так жутко, что думал, не выживу. С нами был один крестьянин-козопас, говоривший на языке, никому не понятном. И в первый же вечер, в казарме, все лежали и рассказывали, какие ужасы сотворили с подружками перед тем, как идти в армию. Я лежал и думал: надо выбираться отсюда. Два года мне такого не выдержать. Образованному человеку не место в подобном обществе. И я позвонил родителям. А потом, когда мне сделали рентген, оказалось, что я страдаю легочной недостаточностью – так, вроде бы, – судя по рубцам на легких после детской болезни, поэтому не годен к военной службе. Я пробыл там еще шесть дней и уехал. Демобилизовался по медицинским показаниям.

      – Но Энрико! – воскликнула Аиша. – Ты ведь мне сам говорил, что твой отец знал какого-то генерала и позвонил ему.

      – Ну это же не одно и то же! – возразил он.

      Проректор аж заклокотал от удовольствия, когда дискуссия приняла такой оборот: шах, мол, и мат! Тинку и Шариф откинулись на стульях, медленно расплываясь в улыбке, какая бывает у адвоката, когда он произносит: «Ваш свидетель». Тинку оставил это без ответа: он ждал, что оппонент будет упорствовать и яриться.

      – Ведь множество стран сталкиваются с подобными проблемами, а то и похуже! Как может быть равенство возможностей, –