Запах напалма по утрам (сборник). Сергей Арутюнов

и что? Здесь перемешивается почему?

      – Равновалентные связи имеют особенности, – пробормотал Скрипкин. Мысль опередила речь.

      – А в середине? По краям понятно, а в середине? Идите к штативу.

      Он встал и пошел мимо всего.

      – Разлейте реагент. Включайте мешалку. Теперь потенциометр. График куда идет?

      – Прямая.

      – Добавьте кислотного балансатора – куда идет процесс?

      – Влево.

      – Почему?

      – Среда… реагирует.

      – Почему?

      Скрипкин терял сознание. По нему текло. Он всматривался в колбу с кипящим оранжевым осадком, бросающимся на стекла праздничным салютом.

      – Атомарное обособление создает автономные среды с пониженным диссоциативным окружением, – умирал он на подрагивающей левой ноге.

      – И?

      – Полиметаллические процессы характерны неперемешиванием фракций, обособленно извлекаемых при остывании.

      – Уравнение.

      – Тут…

      – Да. А почему по бору? Он лишний. Не смотрите в учебник, он лжет. Давайте сначала: видите калий?

      – По калию?

      – Нет, зачем же. Видите еще что-нибудь?

      – Золото. И сульфиды серебра.

      – И?

      – Ион.

      – Что он?

      – Мешает уравнивать.

      – Куда он тянет процесс?

      Скрипкин уже понял, что вправо, и не ответил. Яростно начертив стрелу, он ставил шестерки всем оксидам, отчего сульфиды раздувались по двенадцати, и у золотого, наверняка радиоактивного слитка насчитал сорок восемь. Перевернул и протянул Традесканскому.

      – Ну во-о-от. А вы тут мне по бороводороду, к чему он нам… Зачетку…

      Скрипкин побежал в туалет и достал вонючую «Астру», спутницу ночных бдений и корпений. Небрежнейший почерк академика гласил об «отле».

      Душа студента понеслась к желтому казенному потолку и рассыпалась в искрах подступавшего полдня.

      Первый день практики

      Шахта, полузасыпанная терриконом, была как старушка в черном платке. Додик и Тема, приехавшие в Новомосковск на практику, стояли на пустыре рядом с ней и щурились на солнце, ожидая провожатого. Над ними рыжим хоботом нависал крытый транспортер, кончавшийся полосатым буфером узкоколейки. Вокруг, на кучах бесхозной угольной пыли и песка, лежали ковшовые лопаты, пустые бутылки и треснувшие каски. Не росло ни травинки.

      – Боишься? – спросил Додик.

      Тема не успел ответить, как услышал хрипатые полувыкрики-полувздохи. К ним шли два широких дядьки с черными лицами.

      – …Оболенский, сука, во! Горбатый аж побелел, у меня Лизуха вчера как включила, и до вечера – аххренеть! Ты слушай…

      Старший, не подавая руки, кивнул и уставился вбок. В шахте что-то ухнуло и с ужасающим скрежетом заскрипело.

      – Значит, до обеда на третий, там свободно, потом с журналом к руководителю. Он где?

      – Попозже подойдет.

      – Ну, с богом, осторожненько. – Дядька сделал человеческие глаза и так подмигнул, что Тема сразу увидел, какой он хороший.