Запах напалма по утрам (сборник). Сергей Арутюнов

голос.

      Максим помолчал.

      – А, простите, с кем я говорю?

      – Это Людмила, Людмила из Свердловска. Петр Анатольевич читал у нас в прошлом году. Он должен вспомнить, я подходила насчет аспирантуры…

      Максим почесал бровь. «Сумасшедшая, помягче».

      – А, Люда, видите ли… Петр Анатольевич… его нет. С нами, я имею в виду. Он скончался.

      Трубка осеклась.

      – Когда это случилось?

      Максим выждал паузу:

      – А… довольно давно. Впрочем…

      – Вы его сын?

      – Да.

      – Почему же… Как… Почему? Мы бы знали… На днях? Ну как же… нам бы послали телеграмму! Почему же кафедру не известили? Мы…

      – Отца нет… уже давно… Люда.

      – Это квартира Сметанниковых?

      – Да. Люда… отец не мог, понимаете, не мог читать вам в прошлом году, вы ошиблись, забыли, его нет… уже пятнадцать лет. Вам, видимо, дали другой номер.

      Трубка зашелестела:

      – Он мне сам давал ваш номер. В прошлом году.

      Максим потерял терпение:

      – Люда, ну давайте сверим часы, в конце концов. Восемнадцатое ноября, восемь сорок одна!

      – …три. Вас зовут Максим?

      – А почему, собственно… – В Максима стал закрадываться холодок.

      – …Он показывал вашу фотографию, когда мы чай пили. Вы… вы там совсем маленький. Три года.

      Максиму не было страшно. Его словно что-то подхватило и понесло.

      – …Я еще сказала, какой чудный ребенок. Мой Валерка на вас чем-то похож даже. Одна ращу. Вы чем сейчас занимаетесь?

      – Я… финансовый аналитик. Постойте… – Он стал понимать. – Какой у вас год? – хрипло выкрикнул он.

      – Семьдесят восьмой. А… у вас какой?

      – Две тысячи… не помню… Люда!

      – Максим, а вы точно оттуда?

      Максим оглядел панели, свалку компактов, кофейный комбайн, маркеры, липкие стикеры, кучу цветной канцелярской дряни на столе… Из всего окружавшего реальнее всего оказался голос. Ее голос. Остальное поплыло и словно бы исчезало, намекало на неподлинность, расписывалось в ней по краю какой-то обширной ведомости.

      – Люда!

      – Что?

      – Нас, видимо, в любой момент могут прервать. Кто будет говорить? Быстро.

      – Вы. Говорите вы. Что у вас, что с нами стало? Почему финансовый аналитик? Это что, профессия?

      – Люда, слушайте меня, в девяносто первом не стало страны, социализм рухнул, наступил капитализм. Люда, это ничего, вас там не прослушивают?

      – Да ерунда! Говорите, я слушаю!

      – После были войны, конфликты, национализм, парад суверенитетов. Все отделились, ругались, не платили зарплат, голодали, торговали всякой дрянью, убивали друг друга в подъездах, на улицах. Мы до сих пор лежим и не можем подняться. Помните всякие гадости о капитализме – инфляция, кризисы, коррупция, массовый террор? Так вот – все это случилось с нами. Ни рассказать нельзя, ни объяснить. Сейчас мы просто Россия, в границах РСФСР, за республики дерутся какие-то группировки, а мы вроде бы западной ориентации, но без сил, без средств, совсем слабые, понимаете? Отец просто с ума сходил, читал газеты, смотрел ящик и как бы ник, сгибался, дряхлел, болел, никуда не ездил. Я пытался его поддержать, но мы уже не понимали друг друга. Я виноват, я так виноват перед ним. Вы еще слушаете?!

      – Да, Максим…

      Кажется, она заплакала.

      – Вы что?

      – Жалко вас. Как же так?

      Это было упреком. Он различил это и осекся.

      – Нет-нет, вы не подумайте… Мы, конечно же, существуем. Кто как может, конечно. Занимаемся по большей части всякой ерундой. Тошно, кто спорит, но вы не огорчайтесь! – дрожала нога, он словно утешал ее маленькую, хотя сейчас ей должно быть около шестидесяти, крупная тетка, наверно, погасшая, замотанная, с тощей зарплатой, вцепилась намертво в каком-либо закутке, идти некуда. – Как там у вас?

      Люда помолчала.

      – Да нормально, – раздался свежий звонкий голос. – Вчера прачечную открыли на углу. Хотя, что я вам… Ну, как всегда. Вы же должны помнить. Успехи, достижения, вести с полей, переходящие ордена. В меру скучно. Жизнь!

      Максима повело. «Жизнь».

      – Каким был отец? Каким вы его запомнили?

      – Видный мужчина. И настоящий ученый, мы сначала много спорили с ним, но потом наладилось взаимопонимание, и он даже приглашал меня в Москву на межинститутский семинар. И Георгия…

      – Ваш муж?

      – Мы развелись… Два месяца назад.

      – Люда!.. – Максим дышал ровно и глубоко, как ни разу за последнее время.

      Она помолчала.

      – Вам там очень плохо? – спросила трубка.

      Максим открыл рот и поднял голову к навесному потолку с яркими миньонами, пучками рассеивавшими свет по квартире.

      Раздались