Чудны дела твои, Господи!. Татьяна Устинова

Модест Петрович. – А вы ведь с Анной Львовной незнакомы?

      Боголюбов отрицательно покачал головой.

      – Так сейчас и познакомитесь!.. – Андрей Ильич перестал жевать и воззрился на собеседника. – Все, все у нас будут, и Анна Львовна, и Ниночка, и Дмитрий Павлович, и Александр Игоревич, все музейные!.. И сам Сперанский обещался! Банкетик-то как раз для них формируем. Провожаем, так сказать, Анну Львовну на заслуженный отдых, уезжает она от нас. Вы к нам, а она от нас, вот как получается.

      …Вот это совсем не дело. Знакомиться с сотрудниками в трактире «Монпансье» в планы Боголюбова не входило. Нужно быстро поесть и убраться восвояси. А то еще Анна Львовна взволнуется!..

      – Модест Петрович, – душевно попросил Боголюбов, – ну что я буду портить людям праздник и застолье! Вы мне поесть дайте, и я пойду вещи разбирать.

      – Как же так? Знакомиться не хотите?! Не по-людски как-то получается.

      Андрей Ильич, разумеется, предполагал познакомиться, но… на своей территории и на своих условиях. Он должен оценить каждого сотрудника правильно, как известно, первое впечатление почти всегда самое верное. Боголюбов знал, что никто из них не ожидал его назначения, и прежде всего он должен посмотреть, как они станут на него реагировать – на работе, в кабинете, где угодно, только не в трактире!.. Да и водки он уже тяпнул и теперь чувствовал, как налились жаркой краснотой щеки и уши. От водки у него всегда делался вид на манер Петрушки из детской книжки!

      Официант принес глиняный горшочек, накрытый сверху ломтем черного хлеба, и трепетно поставил перед Боголюбовым. Модест Петрович поднялся.

      – Ну, приятного аппетита!.. Соляночка у нас знатная, специально из Москвы едут на нашу солянку… Да вот и первые гости. Дмитрий Павлович, дорогой, проходите, заждались!..

      Андрей Ильич снял с горшочка хлеб, понюхал сначала ломоть, потом солянку. Посолил и поперчил. Поворачиваться ему не хотелось, и вдруг стало так неловко, что взмокла шея. Он уткнулся в горшочек и стал хлебать огненный суп. За спиной у него происходило какое-то движение, отодвигались стулья, раздавались громкие голоса:

      – Сюда, сюда, здесь не дует!.. Анна Львовна, может, вам креслице? Нинуль, смотри, какой букетик прекрасный! Поближе, поближе!.. А жюльен будет? Так люблю жюльен!.. Все, все будет!..

      Боголюбов ел. Кот, которому надоел шум, презрительно дернул ушами и мягко вспрыгнул на стул напротив Андрея Ильича. Тот скорчил ему рожу.

      Модест Петрович загудел приглушенным басом – бу-бу-бу, – и Боголюбов понял, что вот-вот начнется. Говорят про него, сейчас кто-нибудь подойдет. И рассердился.

      Он положил ложку, еще посмотрел на кота, поднялся и повернулся.

      – Добрый вечер, – громко и весело поприветствовал он компанию за столом. Разговоры вмиг смолкли. Модест Петрович отодвинул губы от уха представительного молодого мужчины, перестал гудеть и уставился на него. – Меня зовут Андрей Ильич Боголюбов!.. Я назначен новым директором музея изобразительных искусств и всего музейного комплекса, так сказать, в целом!.. Я ни в чем не виноват,