Письма в Трансильванию. Шпионова

сменилась осень.

      Всё так же его громкий свист и «Эй!»,

      И взгляд с каждым днём – прему́дрей,

      Всё так же, а может, ещё сильней

      Робел, когда видел кудри.

      «К доске, Горовой!.. (Тишина) Горовой!» –

      Учитель глядит с вопросом.

      Увы, прерывая мечтанья о той,

      Что носит волнистые косы.

      И двойки бегут по краям дневника,

      И жизнь стала так безнадёжно сера́,

      И все во дворе знают наверняка –

      Влюбился! Да точно, влюбился Гора!

      Войною идёт на неё наш герой,

      Сейчас за углом этот дом,

      Откуда в начале истории той

      И пёс выл, и пахло костром.

      Руки рогаткой скрутил по карманам,

      А в них – лепестки фиалок.

      Тучи идут над землёй караваном,

      Меж ними – огнём засияла

      Она. А теперь пару слов о ней.

      Старушка-зима, прогоняя осень,

      Смешила её. И его это «Эй!» –

      Так несерьёзно, ведь ей скоро восемь!

      Нет времени на эту всю ерунду!

      А он всё за ней ошалело.

      «Я без волос твоих пропаду», –

      Промолвил однажды несмело

      И взял за рукав, потом – за портфель:

      «Я буду тебя защищать всегда».

      «Не верю…» – шепнула. «Ну и не верь!»

      И дальше пошла, так смешно горда.

      Море волнуется – три.

      В деревню давно не идут поезда,

      Лет сорок как нет той ветки.

      И стала давно Кучеряшка седа,

      Но сплетничают соседки:

      Мол, видели парня с рогаткой вчера –

      Такой же бесстрашный малый,

      Ну вылитый просто вон тот Гора,

      Да только ещё кучерявый.

      Ты не знаешь

      Ты не знаешь, сколько во мне тебя.

      Ты не знаешь, сколько в июле дней.

      Твои губы мысли мои бомбят.

      Каждый миг взрываюсь собою всей.

      Ты не знаешь, где я иду с утра.

      Ты не трогал кудрей моих шелков.

      Ты не знаешь шрамов моих и ран,

      Ты не видел кожи моей без кофт.

      Ты не слушал, как я пою тебе.

      Ты не слышал плач мой, не слышал смех.

      Я не знаю, сколько ещё слабеть,

      Когда вижу образ тебя во всех.

      Я не знаю, как до сих пор дышу.

      За какие всё это мне грехи.

      Ты не знаешь даже, что я пишу.

      Про тебя пишу все свои стихи.

      Дождь неделями полоскал

      Дождь неделями полоскал.

      Чёрные лужи, повсюду грязь.

      Ты тогда меня приласкал

      И на дверь указал, смеясь.

      Чёрное было время, чёрное.

      Остановилась, в глаза взглянув.

      Чувство гадкое, тошнотворное.

      «Уходи скорее же, ну!» –

      Крикнул, двинулся на кровати.

      Уши заполнил чуть хриплый смех.

      Целой жизни теперь не хватит,

      Чтоб забыть цвет обоев тех.

      В кучу себя собрала и вышла.

      Небо с землёй закружило по кругу,

      Дождь моросил по прогнившим крышам,

      Ноги запутались друг