Зимняя рябина. Вера Колочкова

понимаю, кажется… Она просто ревнует, наверное. Чувствует с моей стороны опасность, вот и не жалует… Скажите, я немножечко прав, да?

      – Ну что вы, Николай Николаевич… Не обижайтесь на маму, пожалуйста. Просто у нее характер такой…

      – Да я и не обижаюсь, что вы. Просто… Я хотел вам сказать… И даже не сказать, а… Как бы это выразиться, слов не подберу…

      – Ну, когда подберете слова, тогда и выразитесь, – улыбнулась она, открывая дверь. – А сейчас… Всего вам доброго, Николай Николаевич.

      – Нет, погодите… Я хотел не сказать, я пригласить хотел… На ужин завтра вас пригласить. Ведь вы даже ни разу в гостях у меня не были, не видели, как я живу. Вот я и хотел… Завтра… Завтра ведь суббота, все люди отдыхают и в гости друг к другу ходят…

      – А вот как раз завтра я и не могу, Николай Николаевич. У нас с мамой по субботам банный день. Сами ж знаете, какая это морока – баню топить. Мы с соседкой по очереди свои бани топим, у нее тоже мама привыкла по субботам к банному дню, вот мы и кооперируемся. Так что извините, никак не могу…

      Николай Николаевич поморщился слегка досадливо – то ли от ее отказа, то ли от подробностей банного дня. Выходит, испортила она ему заготовленную заранее романтику. Как нынче говорят – обломала.

      – Может, тогда в воскресенье, Анна Павловна? В воскресенье у вас нет банного дня?

      – А в воскресенье ко мне сын приезжает… Мне с ним побыть надо… Нет, в воскресенье тоже не могу, простите.

      – Ну ладно, что ж… Тогда в другой раз… До свидания, Анна Павловна. Пойду я.

      – До свидания, Николай Николаевич. Всего вам доброго. Может, вас проводить? Собаки не испугаетесь?

      – Да нет, ваша собака даже из будки не выскочила, когда я по двору шел.

      – Плохо дело, значит… – тихо себе под нос пробурчала она, закрывая за ним дверь.

      Все-таки сдал Милорд, все-таки помирать собрался. Старый уже. Но лучше не думать об этом сейчас, не время сейчас, не время… Потом она к нему выйдет, когда мама спать уляжется. Потом…

      Мама сидела за столом надутая, по-прежнему смотрела в окно. Увидев ее в дверях, проговорила сердито:

      – Ишь, чего предложил твой поганец – рябины срубить! Гляди-ка, командует в чужом дому! И ходит сюда, и ходит… Чего ходит-то, чего потерял? Иль тебе нравится, что он ходит? Ты, Анюта, скажи, я ведь все пойму, я возражать не стану, если… Если ты и впрямь надумала с ним свою жизнь связать…

      – Да ничего я такого не надумала, мам! С чего ты взяла?

      Мама будто и не услышала ее вопроса, продолжала упорно гнуть свою линию:

      – Может, и впрямь так надо… Может, есть в этом своя недолга. Какой-никакой, а мужик под боком на старость. Годы ведь назад не повернешь, а одинокая старость, она тоже, наверное, не сахар… Не всякой бабе она по плечу… Правильно я тебя угадала, Анюта? Есть такие мыслишки в голове, признавайся?

      – Да ну тебя, мам… Скажешь тоже! Да я ж с тоски помру, ты что! Издеваешься?

      – И то верно… Не пара он тебе, точно с тоски помрешь. Нет уж, другого тебе мужика надо, совсем другого. Чтоб