В мире событий и страстей. Владимир Бурлачков

разглядывала фотографии митингов и новых вождей. Наконец, всех пригласили в зал. Зажглись юпитеры. На сцену вышла Виктория Георгиевна Нивецкая и объявила, что будет ведущей «этого замечательного вечера». На ней было длинное темное платье и крупные белые бусы. Появился сам триумфатор – в джинсовой куртке и кроссовках.

      Олег повернулся к Ирине и спросил:

      – А где Вика?

      – Может, еще придет, – равнодушно ответила Ирина.

      – Начнет, наверное, со своего «На смерть поэта»? – Олег кивнул в сторону сцены.

      – Не злорадствуй. Он, кстати, спрашивал, придешь ли ты.

      О Высоцком Артамонов так и не прочитал. Зазвучало нечто иное. В нескольких интерпретациях было произнесено: «Тяжелая расплата – для них, для них…»

      Нивецкая объявила, что тоже будет читать, но из опубликованного:

      – Сейчас не очень пишется. Наверное, потому что время так динамично и так неистово политизировано. И это – хорошо. И еще хорошо, что столько разных общественных дел. Но все это, конечно, только до поры. Наше главное дело – писать. И мы с ним справимся. Мы еще скажем о своем времени точно, четко, ярко!

      Опять читал Артамонов. И не моргнув глазом, заявил:

      – Я рад, что доказал себе очень важное. Что способен подняться над реальностью и творить свое искусство.

      Предоставили слово приглашенным. На сцену вышел Белкин – поседевший и стареющий, в ярком зеленом пиджаке.

      – Жесточайший пресс политической цензуры раздавил всех истинно талантливых, – говорил Белкин. – Настоящая глубокая поэзия оказалась загнанной на кухню, стала уделом немногих. Но как бы ни хотела власть, она не могла вытравить цензорскими чернилами вечно живое слово!

      Олег пожал плечами и шепнул Ирине:

      – Слушай, но ведь это тот самый Белкин, который: «И партия, старший товарищ, вперед поведет комсомол!».

      – Ну и что? – Ирина недовольно посмотрела на него. – Не мешай.

      Через боковую дверь в зал вошла Вика, остановилась и стала высматривать свободное место.

      – Все-таки пришла! – прошептала Ирина.

      – А что такое? – не понял Олег.

      – Ты что? Творческий вечер, да еще здесь! Сама Нивецкая ведет. В двух журналах подборки вышли. Понятно? Вот Вика и бесится.

      Последним выступал худенький длинноволосый парень лет восемнадцати:

      – «Когда под натиском врагов полки России отступали, и черный гнев в ночной покров…»

      На первых рядах зашумели. Кто-то свистнул. Пожилая дама тонким голоском выкрикнула:

      – Не надо нам тут шовинизма!

      Парень запнулся, а Нивецкая быстро сказала в микрофон:

      – Можно еще много выступать, но пора чествовать поэта. А где чествовать, как не на пиру! Всех просим пройти в соседний зал.

      – А почему, собственно, шовинизм? – громко спросил Олег.

      – Не заводись, – оборвала его Ирина. – Пошли!

      Все поднимались с мест и выходили из зала. В фойе стояла Вика.

      – Как ты, подруга? – Ирина тронула ее за плечо. – Даже к телефону не подходишь.

      – Весь вечер вчера дома была, –