Бенедикт. Анна Владимировна Авакиану

Ладно, подумаю, будет еще время выкинуть или не выкидывать.

      Через несколько дней, закончив мало-мальски приводить квартиру в жилой вид, купив всякую еду с запасом (мама меня всегда учила, что круп должно быть вдоволь, как и сахара и соли, и я всегда покупала много риса и кус-куса), ложки-вилки, посуду, салфетки, полотенца… Всего и не перечесть, мы решили вознаградить себя за «адский труд», как обозвала это Танни, она еще долго упражнялась в подборе слов для нашей работы «рабы на галерах» было самым дипломатичным) и сходить в клуб. Выбирала я, как уже проживающая в этом городе. Я туда частенько наведывалась, поэтому многих уже знала, и народ меня тоже знал, я дружила с хозяйкой клуба.

      – Танни, а давай я тебе одолжу свою юбку? – спросила я, глядя на ее ужасные шорты с отворотами, в которых она собиралась в клуб. Где она таких нереальных оттенков одежду находит? Что это за цвет? Гнилой персик? Пропавший мандарин? Залежалая хурма?

      – Да вот еще, я в ней утону.

      – Я тебе дам свою желтенькую мини, на твоих ногах, – как бы так потактичней выразиться, подумала я, пока Танни, задрав бровь выше некуда, ждала продолжения, – будет средней длины, – не могу же я сказать «ты коротышка»! Танни иногда очень остра на язык.

      – Показывай, – так милостиво согласилась эта нахалка, как будто я ее служанка, и мы обе захихикали.

      Я сняла с вешалки эту юбку. Не знаю, зачем я ее когда-то купила, она была из плотной синтетики, и в ней невозможно было сидеть, не засветившись нижним бельем, обязательно нужно было что-то класть на ноги, чтобы юбку прижать к коже и не светить трусами.

      – Какой отличный цвет, – Танни помахала юбкой, как пропеллером, – ладно, примерю, – она быстро стащила шорты и нацепила юбку, – ну как я тебе?

      – Отлично, – честно сказала я.

      Так и было, на Танни она была примерно сантиметров на десять выше колена, и не так обтягивала ее худые бедра, как мои достаточно округлые, – забирай.

      – Нет уж, – отмахнулась Танни, – но сегодня одену. Цвет отличный.

      – Да, – согласилась я, это тепло-желтый как нельзя лучше смотрелся на загорелой за лето коже Танни. Обычно она бледная, как смерть. Кстати, почему смерть бледной обычно называют?

      – Тебе что, стыдно тащить меня в клуб, когда я в шортах? – без улыбки спросила Танни, пристально на меня глядя.

      – Я просто хочу, чтобы ты была красивой… – искренне ответила я. Я очень люблю все красивое, милое, женственное, и мне всегда хочется всех вокруг нарядить красиво, мило и женственно.

      – Печаль, Бене, – состроила Танни печальную мордочку, – ведь у меня нет туфель к твоей юбке. А нога-то у тебя, как я погляжу, не совсем моего размера…

      Это да, это была моя боль – ножищи тридцать девятого размера. Лыжи, как их иначе назвать? Мне-то хотелось кукольные иметь!

      – Только не канареечные кеды! – жестко предупредила я.

      – Ладно уж, – фыркнула она.

      Танни одела вполне