О театре и не только. Борис Андреевич Шагаев

приятно! – Снова брякнул я.

      Вначале я не врубился, что мама рассказывала про интересную, с «Ах» в начале, фамилию. Дома я рассказал маме о встрече с актёрами.

      – Ах-Манджиев хороший мужик. Он комик. Встречала его, – сказала она и заулыбалась, думая о чём-то про себя.

      На преддипломной работе я был ассистентом режиссёра в спектакле «Обелиск» у Льва Николаевича Александрова. Улан Барбаевна была занята в спектакле и также были заняты выпускники Ленинградской калмыцкой студии. Я сознательно занял созерцательную позицию. Александров просил: «Может, драки поставишь?» Я вежливо отказывался. Но что-то показывал. Драки ставил А. Сасыков, современные танцы ребята сами сочиняли и твистовали. Оформление было в виде обелиска. Крутился круг, и вокруг обелиска, внизу у основания постамента, художник обозначил квартиру, учительскую и т.д. Спектакль в основном был молодёжный. Возрастных мало. Кроме Улан Барбаевны, Эняева и нескольких эпизодических. Выпускники ленинградской студии работали только три сезона. Ребята были ещё не опытные. Совершенствовались. Чувствовалась скованность. Улан Барбаевна подсядет к молодым во время перерыва, и начнет с ними говорить, по-матерински успокоит – поднимала дух. Умела она как-то украдкой, мягко успокоить собеседника. Говорила она негромко. Это были, скорее, задушевные беседы.

      Помню, как молодые ещё Сангинов Костя, Бадмаев Борис, Яшкулов Сергей, Алексеев Тимофей участвовали в сценических драках. Саша Сасыков показывал, поправлял этих неумех. Драться-то никто не умел. Жалко, что впоследствии Боря Бадмаев, Костя Сангинов, Тима Алексеев, Майя Ильянова, Егор Буджалов ушли из театра. Костя Сангинов ко всему ещё был талантливый музыкант.

      На посиделках дома у Улан Барбаевны я узнал много интересного про актёров, и не только. Очень хорошо она отзывалась о Д.Н. Кугультинове. Она была знакома с ним с 1935 года. В Красноярском крае она общалась и с молодым А.Г. Балакаевым. Устраивала в Сибири самодеятельные концерты на дому и в общественных местах. Когда передали по радио из Москвы песни в исполнении Улан Барбаевны, калмыки, которые жили в округе и районе, прибежали к ней домой – и все радовались, плакали. Все воспряли духом. Замаячила перспектива будущего. Целый месяц гости наведывались к ней домой. «И голод, холод стали нипочем», – громко и весело сказала Улан Барбаевна уже дома, в Элисте, когда с того момента прошло 15 лет. Она много рассказывала про своё детство. Как была рыбачкой, где-то училась. И всегда пела. Когда стали набирать в Астраханскую студию, Улан Барбаевна, не задумываясь, всё бросила и ринулась в большое искусство. Вокруг Улан Барбаевны всегда были люди: в театре, дома, на лавочке возле дома. Вокруг неё постоянно были собеседники. Когда говорили про Улан Барбаевну, да и после её ухода ТУДА, все теплели и становились добрее. Она всегда меня приглашала домой, и мы вели нехитрые беседы. Продолжалось это до двух-трёх ночи. Она не отпускала меня, а я комплексовал, что не даю покоя возрастной уже актрисе.

      Она рассказывала про всех писателей, выдающихся людей Калмыкии и никогда о плохом не заикалась. В ней было много позитивного. Но если кого-то не любила, то не любила. Говорила