Проглоченный. Эдвард Кэри

даже не представляешь себе, каких трудов мне стоило заработать на эту комнату.

      – Отопри дверь. Я же слышу голоса школьников. Скажи мне, баббу, ведь кому, как не тебе, это должно быть известно: как мне стать настоящим мальчиком?

      – Ты не станешь.

      – Перестань, я же знаю, что смогу. Научи меня.

      – Но это невозможно.

      – А что делают дети? Расскажи мне еще раз.

      – Они бегают. Они падают и ушибаются. И снова встают. Они гомонят.

      – И все?

      – Не знаю. – Я и правда не знал. Я был не знаком с этим – из страха и по своему выбору. – Думаю, они грубые. Они орут. Они меня не любят.

      – Я тебе верю, бедный баббу. Что еще?

      – Они шустрые, да, конечно, очень шустрые. И бесстыжие.

      – Ах, мне это нравится! Я буду таким же!

      – Они – порождение женщин!

      – Все-все?

      – Все-все.

      – Но здесь нет женщины.

      – Нет. Это верно. Поэтому ты – не мальчик и не можешь им быть!

* * *

      Проводя вместе многие часы, мы играли в нашу игру. Иногда я позволял ему это. И она ему нравилась больше всего.

      – Что такое человек? – спрашивал он.

      – Я – человек.

      – Научи меня быть человеком.

      Я не мог убедить его только словами. Мне надо было ему показать. Продемонстрировать.

      – Если хочешь быть мальчиком, сиди ровно.

      – Ну вот! – И он со скрипом выпрямлял спину.

      – Этого недостаточно. Ты должен хорошо себя вести, а иначе буду тебя бить.

      – Ладно. А что потом?

      – Надо помолиться.

      – Помолюсь.

      – Отлично: начинай, я послушаю.

      – Дорогой папа, возлюбленный баббу, несчастный папочка, пожалуйста, отопри дверь. Аминь.

      – Я не могу выпустить тебя на улицу. Ты же убежишь.

      – Не убегу. Обещаю.

      Я внимательно смотрел на его нос. Он не стал длиннее. На всякий случай я его измерил. Четыре дюйма с хвостиком. Ребенок.

      И мы продолжали игру.

      – Дети ходят в школу.

      – И я буду ходить в школу.

      – Они учат уроки.

      – Тогда я тоже буду учить.

      – Но это же смешно! – рассмеялся я.

      Но вот что я вам скажу: в моей голове зародилась идея.

      – Я бы хотел попробовать. Прошу тебя!

      – Ты убежишь!

      – Нет, нет, не убегу!

      Я смотрел на его нос. И снова измерил. Все те же четыре дюйма с хвостиком.

      – Нет, – вынес я окончательный вердикт.

      – Помоги же мне! Ты же можешь мне помочь! Отец, я знаю, ты можешь.

      У меня не осталось никаких других доводов, поэтому я сделал единственное, что пришло мне на ум: запер его дома и вышел прогуляться. На воздухе я мог подумать. Мне в голову пришли кое-какие мысли.

      Я шагал по улице и, должен признаться, стал мечтать о деньгах – о больших деньгах, – которые могли бы мне легко достаться. Почему бы и нет? Я заслуживал их после всех долгих лет жизни в нужде, разве нет? Я же был мастером, только я. Но