Сходник. Влад Ростовцев

Уж не обессудь! Аще ж останетесь до вечера, выполню твой заказ…

      – Ишь ты! – недоверчиво протянул Путята. – Проверить тебя не сумею: отъезжаем поутру. А растолкуй…

      – Начну с очистки отверстия от пыли и мелкого сора, занесенного тобой по неряшливости, да и заполирую чуток. Вслед разогрею пластинку с рыбьим клеем из плавательных пузырей осетра и стерлядей, разведу в небольшой воде и стану варить, пока не растворится вся. А еже остынет, залью сие отверстие не до краев и погружу в него камешек, допрежь перевязав его тонкой ниткой, дабы крепче держался. И придавлю плотнее три оставшихся закрепки. К следующему вечеру клей схватит в потребную силу…

      – Осьмомысл, доподлинно ли сие? – незамедлительно справился старший родич, очевидно задетый публичным и явно умышленным выпадом предерзостного младшого насчет небрежности, а пуще того, неряшливости, вдвойне обидным в силу праведливости укоризны, ибо, при всех своих достоинствах, не был Путята аккуратистом, осознавал оное, да и иные примечали.

      – Истинно! – удостоверил Осьмомысл, старательно пряча ухмылку.

      Вслед последовали новые проверочные вопросы от Путяты. Угомонился он лишь за полночь…

      X

      Узнав, что любимый муж вознамерился к новому дальнему убытию, а когда возвернется, и сам не ведает, Доброгнева переменилась в лице.

      И даже не стала яриться. Лишь вымолвила, произнося, словно с трудом:

      – Тот раз оставил меня с грудным, на сей – с грудным и двухгодовалым. Благодарствую, что не оставляешь меня в тягости третьим – а то б хоть с головой в омут!

      И неуютно стало Молчану! Ведь и без того совестился он, всю, почитай, зиму с Осьмомыслом, отстранившись от помощи жене с чадами. Понятно, что с хлопотами по уходу за малыми ее, отчасти выручали собственная мать и молчанова. А разделял ли те хлопоты он, глава семйства? Решительно отнюдь!

      И выходило: ради Секретной службы и лично Путяты презрел он нужды Доброгневы! А ведь не старший родич обихаживал его и сдувал пылинки!

      «Уж лучше бы она наорала на мя, высказав лишнее, а я осерчал для виду! И высказал: «Аще не в меру взбухла, пойду, назло тебе, наперекор, дабы вчинить за обиду!» А так – лишь себя винить, и нет оправданий», – подумал он в сокрушении сердца и с горечью в душе…

      Меж тем, окончательно определился его маршрут до места скрытной его командировки и примерное время в пути. За четверо-пятеро дней – от зари до зари, судно, на коем отправлялся он, должно было доплыть к месту слияния Москвы с Окой, а оттуда – двигаться по Оке еще таковой же срок. Засим начинался сухой путь, еже суда везли на колесах, к верховьям реки Дон – еще четыре дня от зари до зари. А вслед – целый месяц – водным путем до устья Дона, где пересаживались на морские суда и по неширокому морю, прозываемому ромеями Меотийским озером, доходили до Тмутаракани.

      В Царьград Молчан добирался по-иному. Вначале его судно плыло по Оке, бывшей тогда важной торговой магистралью, обеспечивающей движение восточного серебра на Запад, а на Восток по Оке уходили западные товары.