Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!. Алексей Ефремов

старший лейтенант, я физически не могу получить на них данные, договоритесь с комбатом, пусть на два часа дадут дежурную машину…

      – Мне насрать, как ты это сделаешь, хоть пешком иди, я тебе приказываю.

      – Вы предлагаете самовольно оставить часть? Я не понимаю ваших приказов.

      – А тебе не надо понимать, я прикажу зарыться – и ты должен зарыться!

      Душевный разговор не получился, и конфликт вошел в свою последнюю фазу.

      Выспаться опять толком не удается. После завтрака комбат ставит задачу. Формируется сводная команда с нашего дивизиона на прополку железной дороги, по которой ездят мишени. Я и еще один сержант из первой батареи, едем старшими. У караульного городка уже стоит тентованный «Зил», и я руковожу посадкой, рядом с машиной вездесущий комбат. Наконец духи расселись, и Пургин машет мне, чтобы отправлялись. Хватаюсь руками за задний борт и смело задираю ногу, собираясь встать на фаркоп, но не тут-то было. С особым фанатизмом два месяца назад ушитое х/б не оставляет мне шансов. Я сам серьезно озадачен. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом и только привлекла внимание уже собравшегося уходить комбата. Третья попытка предпринимается с прыжка, но ноги, как ржавый циркуль, совершенно не раздвигаются, и оптимистично дотянувшийся до фаркопа сапог отчаянно соскальзывает вниз. Я почему-то вспоминаю кадры из старого фильма, где Алексей Маресьев, в исполнении актера Кадочникова, пытается забраться в самолет, после того как комиссия допустила его к полетам. Но у него протезы… Рефлекторно оборачиваюсь, капитан, глядя исподлобья, молча манит меня пальцем. Подхожу, он берется за штанину, стараясь разорвать шов. Мужик он крепкий, но сшито на совесть. Пургин оборачивается, и пытавшийся незаметно проскочить торопящийся мимо дух, вытаращив глаза, бросает к пилотке пятерню с нелепо оттопыренным большим пальцем, после чего начинает дурью лупить сапогами об асфальт.

      – Курсант, ко мне! – обрывает капитан неумелую строевую показуху. – Лезвие есть?

      У духа есть все. Пургин аккуратно надрезает шов и уже без труда разрывает расползающиеся нитки. Потом все повторяется на другой штанине. За два месяца форму изрядно выбелило солнце, и теперь я выделяюсь из окружающего однообразия широкими ярко-зелеными лампасами. Ну не сержант СА, а старший урядник, Георгия только не хватает рядом с комсомольским значком. Интересно, были ли у кого из казачьих войск зеленые лампасы? Зато в кузов теперь проникаю без проблем. Машина трогается, и комбат делает мне ручкой, сдвинув улыбку на одну сторону.

      Стоит страшная жара. «Зилок» замирает у смотровой вышки, я прыгаю прямо через борт (теперь мне ничего не мешает), и под сапогами хрустит золотистый песок танковой директрисы.

      – К машине!

      Борт откидывают, и на бархатную поверхность сыплются из кузова духи.

      – Становись!

      Толпа обретает геометрические очертания.

      – Вперед марш!

      Колонна беззвучно