Первый среди равных. Через смерть. Павел Чук

что у кого осталось. Еда, оружие, порох, пули. Всё в один котёл. Возьми мой мешок. Выставь охранение…

      – Охранение выставлено, – тут же отрапортовал лейб-капрал, – дальше не пойдём?

      – Переночуем здесь. Оборудуй временный лагерь. Отдохнём немного. Глубоко в лес ушли. Даже сам не знаю, куда нас занесло. Надо перевести дух, залечить раны. Завтра подумаем, что делать дальше, – говорил резкими, рубленными фразами. Последние часы бега с препятствиями по пересечённой местности я совсем не помнил. Шёл на морально-волевых, понимая, что чем глубже заберёмся в лес, тем лучше для нас. Противник, не зная местности, не полезет нас искать, хоть и шуму наделали знатно и разозлили раненого зверя. Но и мы заблудились. Изредка я разворачивал карту, но не видел ни одного знакомого или более-менее внятного ориентира. Просто вёл уцелевших людей за собой, дальше и дальше вглубь леса, а лес не заканчивался.

      Бурелом и густые кроны деревьев шумели в вышине, заслоняя своими ветвями лучи солнечного света. Только после того, как несколько раз споткнулся, а руки верного солдата меня подняли во второй раз, я понял, что всем нужна передышка.

      – Слушаюсь. Вас бы самого перевязать, а то повязка, вон, какая мокрая. Кровоточит.

      – Есть кто, пусть перевяжет, – ответил, проваливаясь в забытьё…

      Пришёл в себя от резкой, пронзительной боли. Хотел закричать, но что-то твёрдое было во рту, и крик потонул в глухом мычании. Запах палёной плоти ни с чем не спутать, а противное шипение от соприкосновения раскалённого металла с плотью, мне снилось долгие годы. Я извивался, пытался кричать, но меня крепко держали. Темнота, что открой глаза, что закрой. Но главное – я над собой не видел неба.

      Глава 6

      Сознание изредка прояснялось и я, стараясь не выдать себя, осторожно изучал окружающую обстановку. Прислушивался. Чуть приоткрывал глаза, осматриваясь, но всё больше приходил к выводу, что лежу в какой-то избе или сарае и у меня сильно болит плечо. Каждое движение, каждое шевеление доставляло невыносимую боль, что мои потуги понять, где нахожусь и что со мной случилось, терпели неудачу, и я вновь проваливался в забытьё.

      Помню, что меня кормили чем-то тёплым, помню, что обтирали влажной тряпицей, но понять кто рядом: враги или свои, я был не в силах. Мне, то казалось, что я дома и мама ухаживает за мной. Было такое, когда я ещё лет десяти от роду заболел воспалением лёгких, отец отвёз меня в районную больницу, и мама день и ночь не отходила от меня, выхаживая. То я блуждал по своему воспалённому сознанию: мне казалось, что вокруг меня тёмные силуэты, и они хотят меня забрать с собой, но какая-то тонкая нить, вытянувшись в струну, держала меня, едва не разорвавшись от натуги.

      В один из дней, когда я, весь мокрый от липкого пота, вновь ожидая приступа боли, попробовал пошевелиться, до меня, сквозь туман, донёсся знакомый голос:

      – Совсем плох лейтенант, может лекаря найти? – я обрадовался, что слышу знакомую речь! Нет, к сожалению не русскую, но услышать канторийское наречие в этой ситуации лучше, чем сенарский го́вор.

      – Искали