Жены и дочери. Элизабет Гаскелл

и желала видеть сына за столом, поэтому ради матушки Роджер отступил от своих принципов, получив в награду вкусную и сытную еду.

      Проходя по террасе в сторону дома, он Молли не видел, а прошагав еще ярдов двадцать под прямым углом, вдруг под деревьями, в траве, заметил редкое растение, которое давно мечтал увидеть в цвету, и вот наконец нашел. Положив сачок так, чтобы пленники не разбежались, Роджер легким, осторожным шагом направился к желанной цели, стараясь не повредить ни единого растения: вдруг неприглядный стебелек служит домом какому-то насекомому или сам вырастет в невиданный цветок или дерево?

      Поиски привели его к вязу, почти незаметному с этой стороны террасы, и он остановился: на земле, возле скамьи кто-то в чем-то светлом сидел или лежал совершенно неподвижно – как будто в обмороке или в забытьи. Роджер прислушался, и через минуту-другую до него донеслись рыдания и невнятное бормотание.

      – Ах, папа, папа! Если бы только ты вернулся! – причитал кто-то сквозь слезы.

      Молодой человек присмотрелся, понял, что это девушка, и, решив оставить ее наедине с переживаниями, сделал несколько шагов в противоположном направлении, однако вновь услышал отчаянные рыдания. Лучшей утешительницей для девушки стала бы матушка, но прийти сюда она не могла. Не задумываясь, правильно ли поступает, Роджер Хемли развернулся и решительно направился к зеленому шатру под вязом. Увидев его рядом, Молли вздрогнула от неожиданности, поднялась, постаралась сдержать рыдания и инстинктивно пригладила ладонями спутанные черные волосы.

      С глубоким, серьезным сочувствием Роджер взглянул сверху вниз, однако не нашел слов.

      – Уже время ленча? – спросила Молли в надежде, что он не заметил ни слез, ни следов отчаяния на лице; что не увидел, как она лежала на земле и рыдала.

      – Не знаю. Шел домой на ленч, но – позвольте признаться – не смог не остановиться, заметив ваше отчаяние. Что-нибудь случилось? То есть что-то такое, в чем могу помочь? Если природа печали такова, что участие невозможно, то и спрашивать незачем.

      Молли до такой степени ослабла от переживаний и слез, что в данную минуту не могла ни идти, ни даже стоять, поэтому опустилась на скамью, вздохнула и так побледнела, что Роджер, испугавшись обморока, воскликнул:

      – Подождите минуту!

      Молли не могла сделать ни шагу, и он бросился к крохотному источнику, который давно знал, и вскоре вернулся с водой, которую бережно нес в свернутом наподобие чашки большом листе.

      Даже эта капля подействовала благотворно, и Молли поблагодарила:

      – Спасибо! Думаю, что скоро смогу вернуться в дом, так что вы можете идти по своим делам.

      – Позвольте вас проводить. Матушка не одобрит, если я вернусь домой один, бросив вас здесь в минуту слабости.

      Некоторое время оба молчали. Роджер на шаг отошел и принялся разглядывать листья вяза – как по привычке, так и для того,