Шолохов и симулякры. Евгений Петропавловский

её за ухо и блаженно потянулся, хрустнув – чёрт знает чем: может, позвонками, а может, челюстями. После этого принял полулежачее положение, опершись на локоть. А мы с Сергеем продемонстрировали набор стереотипных поведенческих реакций, незамедлительно принявшись расправляться с фисташками. С ними пиво пошло быстрее, жить стало веселее, вечер в очередной раз пообещал закончиться нескоро и нескучно, и не факт, что для всех одновременно…

      ***

      – Михаил Лексаныч, сегодня же ваш юбилей, – сказал Василий. – Примите мои поздравления.

      С его подачи мы с Сергеем вспомнили, что нынешнее присуждение медалей было приурочено к столетию со дня рождения Шолохова, и присоединились к поздравлениям.

      – Формальность, – махнул рукой юбиляр. – Раз от разу дивуешься, как быстро промайнул ещё один год, а потом доходишь до разумения, что это был не год, а вся твоя жизнь. Хотя Фалес верно подметил: проходит не время – проходим мы. Не лучший повод для празднования.

      – Если на то пошло, люди отмечают не только радостные даты, – напомнил Егоров. – Наша кратковременность не способна лишить человечество гносеологического оптимизма: даже когда о нас забудут, он никуда не денется.

      Я внёс поправку:

      – Забудут не обо всех. Чьё-чьё, а уж имя Шолохова наверняка останется в истории.

      Пришлец принял задумчивый вид.

      – Оптимизм – это да, это правильно, – произнёс он медленно, с разбором, словно прощупывая каждую скрытую ноту, порождаемую его умственными колебаниями. – Нет, по большому счёту, жизнь прожита не зря, это да. «Вчера» не догонишь, от «завтра» не уйдёшь, но благодаря мне даже Марлен Дитрих запела с моего голоса.

      – Да ну? – выразил недоверие Василий.

      – Натурально, – сдвинул брови Шолохов. – Песня была колыбельная, её в «Тихом Доне» Дарья спивала:

      – Колода-дуда,

      Иде ж ты была?

      – Коней стерегла.

      – Чего выстерегла?

      – Коня с седлом,

      С золотым махром…

      – А иде ж твой конь?

      – За воротами стоит.

      – А иде ж ворота?

      – Вода унесла.

      – А иде ж гуси?

      – В камыш ушли.

      – А иде ж камыш?

      – Девки выжали.

      – А иде ж девки?

      – Девки замуж ушли.

      – А иде ж казаки?

      – На войну пошли…

      – Это не я сочинил, – пояснил он. – На Дону бабы пели, а я вставил в роман. Марлен Дитрих, рассказывают, любила перечитывать мою книгу, да и колыбельною впечатлилась. Пела её после на другой мотив, перелицовавши слова на немецкий и английский:

      Где цветы? Дай мне ответ

      Девушки сорвали – и вот их нет.

      Когда же все это поймут?

      Когда же все поймут?

      А девушки где? Дай ответ,

      Где они остались?

      Девушки где? Дай ответ,

      Где они живут?

      Девушки где? Дай ответ.

      Вышли замуж – и вот их нет.

      Когда же все это поймут?

      Когда