Озябнуть в Зимбабве. Кира Грозная

На боку его чернел якорь.

      – Это же свастика… фашисты приплыли, – проговорил Генка и испуганно схватил меня за руку.

      – Глупости. Фашисты на самолётах прилетят, – возразила я. – Это простой якорь.

      Дома нас ждали мамы, тётя Генриетта, тётя Маша и грузин-участковый. Из-за того, что произошло недоразумение (первым разобравшимся оказался участковый, который за нас и заступился), нам не очень влетело.

      – Как ты могла подумать, что тебя бросили? – повторяла мама. – Когда это тебя бросали на произвол судьбы? Как тебе не стыдно!

      И ещё:

      – Я-то думала, что у меня одарённая девочка, а ты – полоумная!

      И – чтобы добить уже окончательно:

      – До инфаркта мать доведёшь!

      Мне и вправду было стыдно, что я струсила, «посеяла панику», и страшно, что я действительно могла довести маму до инфаркта…

      9. Няня, злые жуки и добрые люди

      Летние каникулы я часто проводила у бабули с няней в Майкопе.

      Из станицы Белореченской мы доезжали до городка на такси. В Майкопе не было ни железнодорожного вокзала, ни аэропорта. Бабушка встречала нас с мамой на станции. Няня ждала дома. Едва такси останавливалось, как я выскакивала из машины и неслась в знакомый полуподвальный подъезд, звонила в дверь на первом этаже. Открывала няня – старенькая, сгорбленная, всегда в платочке. Её сморщенное тёмное лицо светилось улыбкой, слезящиеся глаза сияли.

      – Ах ты, моя миленька! Спасибо, что уважаешь старуху, – первой прибежала!

      Няня протягивала ко мне руки, а в руках – вязальные спицы, соединенные пластиковой трубкой. На спицах, как баранки на связке, болтались носочки. Много-много пар.

      – Видишь, сколько я навязала! Денно и нощно трудилась, чтобы моя нецененна, моя драгоценна была обута, согрета…

      В подъезде появлялись улыбающаяся мама и семенящая за ней бабушка.

      – Вот как она меня уважает, – с гордостью повторяла няня.

      Радость встречи переплескивалась через край. Садились за стол, и я, дисциплинированно съев, что положено (бабуля с няней переглядывались – помнили мои «спектакли» с едой), откладывала в сторону ложку и рапортовала, как приучили дома:

      – Спасибо, бабушка. Ты меня очень вкусно накормила. Можно выйти из-за стола?

      – Солдатик какой-то, а не ребёнок, – ахнув, говорила бабушка. А няня, поджав губы, украдкой крестилась.

      – Воспитанный ребёнок, – поправляла мама со значением. В её глазах угадывалось торжество: посмотрите и сравните, что вы мне отдали – и что получаете назад!

      – Ребёнок должен быть… ребячливым, – с трудом находила нужное слово моя ненаходчивая бабушка.

      – …И разболтанным, – невозмутимо подсказывала мама.

      – Так можно мне выйти из-за стола, бабушка? – повторяла я, проявляя нетерпение: хотелось поскорее оказаться во дворе, проверить, на месте ли мои подруги. В прошлый приезд я оставила их совсем кнопками. Я их вообще едва помнила, но в своей мальчишеской компании втайне мечтала о них.

      Бабушка