Электрическое королевство. Дэвид Арнольд

но в основном сидела внутри.

      – Нет, – сказала она. – Она бы хотела остаться в доме.

      Внезапно пронзительно заверещала сигнализация. Отец вскочил и, хромая, подошел к небольшому, мерцающему красным огнем щитку на стене. Щелкнул выключателем, и в доме снова стало тихо.

      – Дыры – противоположность электричества, – произнес он.

      – Что?

      Папа немного помолчал, глядя на щиток. Питаемый единственной панелью солнечной батареи на крыше, «Электроник» срабатывал дважды в день: вскоре после рассвета и чуть погодя после заката. Давным-давно сигнализация оповещала о том, что пришло время лезть на чердак и звонить в Колокол. Нико подозревала, что отец не отключил ее (а в Колокол уже давно не звонили) потому, что она напоминала о старом мире, в котором было полно «Электроников» и каждый из них имел собственное имя.

      – Или… «противоположность» не совсем верное слово, – сказал папа. – Просто отсутствие электронов… или, скорее, электроны перемещаются в одну сторону, а дыры в другую. Я стал забывать.

      Нико уже не могла игнорировать тревожные звоночки. Все повторялось.

      Сперва мама. Теперь папа.

      – Надо бы ужин приготовить, – сказал он, отворачиваясь от щитка и глядя на собранную сумку у двери.

      Он ошибался, если думал, будто Нико не видит, как он скрытно собирает вещи и бормочет что-то о дороге на юг. Впрочем, сейчас это было не важно. Он ни за что не оставит ее тут одну, и вообще, он внезапно охромел на левую ногу, а его крепко сбитая кукушка дала течь сразу в нескольких местах. Все то немногое, что Нико знала о лесе, она почерпнула у человека, которому теперь там совершенно не место.

      Никуда он не пойдет. Если придется, она удержит его силой.

      – Надо бы ужин приготовить, – повторил папа, словно заглючивший робот.

      – Хорошо, пап.

      Свет пламени в камине отражался в корешках книг, будто очаг был солнцем, а тома на полках – мелкими ненужными планетами. Нико закрыла глаза и постаралась припомнить ощущение маминых объятий, шелест тонких страничек ее Библии, ее лучащиеся добротой глаза, но эти воспоминания уже таяли, утекали, точно последние песчинки в часах.

      – Надо бы ужин приготовить.

      Нико открыла глаза и взглянула на папу. Тот смотрел на щиток, и она подумала: сколько же песчинок осталось в его часах?

Дома

      За ужином горела свеча. Одна, как обычно.

      Папа набил рот крольчатиной с кукурузой и произнес:

      – Дочь.

      – Чего?

      Слабая улыбка.

      – С днем рождения.

      В памяти возник образ: год назад они втроем сидят за этим столом и улыбаются. Мама состряпала подобие печенья из воды, яблочного пюре и хлопьев с бурым сахаром из герметичных пакетиков. Получилось нечто тестообразное и сладкое.

      Нико задула свечку, понимая, что надо загадать желание, однако чего желать, не знала.

      – Двадцать восьмое октября, – сказал папа. – По-прежнему твой день, дорогая.

      Она уставилась в тарелку, пытаясь постичь