Я в любовь верю!. Наташа Суворова

вообще! Касаясь… – Изольда Васильевна почему-то тянет свои наманикюренные ручки к Петру Гамаровичу.

      – Не надо ко мне прикасаться, у меня пиджак белый! – Петр Гамарович раздражен.

      – Да я образно! Суворов… – защищается Изольда Васильевна.

      – Суворов вам не хухры-мухры, нечего о нем нечистыми руками, батенька! – злорадствует Ираида Алексеевна.

      – Я вам не батенька, Ираида Алексеевна, а руки у меня в вишне, вишню мама передала, – поделилась Изольда Васильевна.

      – Поездом? – интересуется Степанида Ивановна. Ей чрезвычайно неловко.

      – Нет, на автобусе, – просто отвечает Изольда Васильевна.

      – И много?

      – Две.

      – И все же вернемся… – попыталась Ираида Алексеевна.

      – Да, возвращаться пора… – усмехнулся Петр Гамарович.

      – К делу, господа, к делу!

      – Вам, Суворова, стоит задуматься о многих и нескольких моментах одновременно…

      – Дорогая, ну за ударением надо следить, это же неприлично! Во-первых, не одновременно, а одновременно, – уточняет, конечно же, Ираида Алексеевна.

      – Как говорится, возьмемся за руки…

      – Только без рук, они у вас в вишне…

      – Ираида Алексеевна, пора запомнить, что случай с одновременно – случай двоякий…

      – А когда ваша мама возвращается?

      – Не двоякий, а случай двойного ударения. Мама-то? Послезавтра.

      – Случай-исключение!..

      – Баночку меда с ней передать можно?

      – К делу, к делу, к делу! Вам, Суворова, все-таки стоит задуматься.

      – Можно, конечно!

      – Да, кстати, о Суворовой… Продолжим… Это ведь не трагедия, верно, Арчибальда Ивановна?

      Арчибальда Ивановна увлеченно кивает. Видите ли, в начале века она была замечательной балериной. Сам царь имел удовольствие пригласить как-то ее на завтрак. Но после девяностых годов почему-то Арчибальда Ивановна перестала говорить. Классический танец она преподавала на пальцах.

      – Словом, мы вас, Суворова, в стенах нашего прекрасного вуза больше не задерживаем, вот!

      – Да и вообще не задерживаем, правда?

      – Да и задерживать-то чего…

      – Задеррржка, как говоррррррится, смерти подобна…

      Я тихонько, на цыпочках захожу в кабинет. Никого нет, только усталая сгорбленная фигура у окна. На голове копна седых волос. Петр ему имя. Какое гордое, величественное имя! Листает толстый справочник с шуршащими страницами. Не оборачиваясь:

      – Ну?

      – Я тут принесла… – шагнула к окну.

      – Я же просил, не надо мне ничего от вас ничего! Вы, верно, не понимаете специфики…

      – Это просто Чехов. Он не подписан. Я ведь…