Хлорофилия. Живая земля. Андрей Рубанов

будущий год опять полетит! А ты? Чего тебе не живется? «Соседи» жизнь испортили? Да они сейчас везде! Забудь, выбрось из головы!

      Она права, сказал себе Савелий. «Соседей» все больше. Теперь уже и на шестидесятых вовсю увлекаются. Это сразу заметно, когда сосед становится «соседом». Он тогда ежедневно рядится исключительно в лучшие одежды и его жена даже собачку выгуливать идет только в вечернем платье. Или, наоборот, в мини-юбке и безумной раскраске наподобие грубого театрального грима.

      – Встряхнись! – кричала женщина. – Ты знаешь кто? Ты – беззубый!

      «А вот тут ты ошибаешься, – подумал Герц. – Он точно такой же зубастый, как и ты, уважаемая. И еще в сто раз зубастее. Ты же не читала его статьи. А я читал. Внимательно. Только ты, мадам, свои зубы норовишь в других вонзить. В первую очередь в мужа своего бывшего. А он, бывший муж, свои зубы не показывает, он ими грызет исключительно самого себя. Такова между вами разница».

      – Ты скоро окончательно превратишься в бледного! Ты мне противен!

      «А сама ты лучше, что ли? Визжишь, как электродрель. Найти бы твою кнопку да выключить». Савелий вздохнул.

      – Чего притих? Стыдно, да? Молчишь?

      «Конечно, ему стыдно. За тебя стыдно. Как же ему не молчать, если ты слова не даешь вставить».

      – Все! Я ухожу!

      «Давно пора. Иди. Подключись к “Соседям”, там такое любят. Там скандал – это круто, это рейтинг. Это слава и подарки спонсоров».

      Герц посмотрел в окно. XXII век мерцал и колыхался. Пространство, перечеркнутое вертикальными линиями стеблей, в вечерней полутьме на их поверхностях играют блики, меж стеблями – яркие огни, всех цветов, их тысячи, и парящие голограммы реклам, и бегущие по горбам эстакад машины, выше – вертолеты, еще выше – чернильные небеса.

      Сто лет назад было иначе, подумал Савелий. О, дикое и жестокое прошлое! Кровавый зарешеченный XX век! Беспорядочный и форс-мажорный XXI-й! Суровые прямые люди, никаких семейных конфликтов, воплей, никаких изнеженных истеричек, никакого мещанского безделья и туристических поездок в места, где каждому гарантирована легкость во всем теле.

      Мужчин часто тянет в прошлое. В те благословенные незамысловатые времена, когда можно было молча взять дуру за волосы и тряхнуть пару раз. Для упрочения личного психологического комфорта.

      Или, продолжал размышлять Герц, перестаешь ее, допустим, кормить. День не кормишь, два – на третий она уже совсем тихая и послушная.

      Закрыв за своей благоверной дверь – вернее, это благоверная сама хлопнула ею, – Гоша вошел в кухню, шаркая. Сутулый, со слезящимися глазами. Выхватил с полки два стакана, налил в оба. Молча выпил. Покачал головой.

      – Двадцать лет вместе. Двое взрослых детей. Девять комнат. Пятьдесят четвертый этаж. Чего ей не хватало?

      Савелий молчал. Он не нанимался третейским судьей и не желал «работать» жилеткой для чужих слез. Все это уже происходило много раз.

      Гоша опять налил себе и с нажимом произнес:

      – Выпей.

      Савелий перевел взгляд на