Плохая жена хорошего мужа. Александр Снегирёв

обряд группового причастия. Только вместо крови и плоти Христовой морс и охотничьи сосиски, а сам предмет культа вот он – старый хрыч с портрета.

      – Не переживай, это нормально, – говорит моя собеседница, терзая вилкой и ножом сочащуюся жиром, всю будто в гнойниках и коросте жареную сосиску.

      Я так поражён тем, как она, отрезав кусок, отправляет его в рот, что не могу сосредоточиться на её словах.

      – На встречи с писателями всегда плохо ходят, – продолжает она, проглотив.

      Её губы блестят.

      Я знаю, эти слова – ложь, но я благодарен, что она хотя бы не добавила «за исключением звёзд». Не противопоставила меня авторам бестселлеров, к которым выстраиваются часовые очереди.

      Подписать книжку.

      Не чужую, разумеется.

      Одновременно я всё ещё зол за то, что она публично унизила меня. Она волнует меня, и одновременно мне хочется отомстить.

      – Ты, это, не подведи, – говорит один разомлевший от еды и выпивки боров другому борову.

      Оба сидят близко к нам, в торце одной из вертикальных опор буквы П.

      – Не подведу, – отвечает боров. – Не подведу папу.

      Оба выжирают по рюмочке.

      Этот краткий подслушанный диалог, с одной стороны, помогает мне отвлечься, с другой – сообщает, что один из говорящих приходится усопшему сыном.

      Здоровый кабан, поросший волосом и шерстью, пиджак свой с плечиками снял, рубашку расстегнул, на лбу испарина, глаза тупые, и это чудище называется сыном?

      Где белая растрёпанная макушка, где тонкая загорелая шея? Одни щёки чего стоят, мясистые бурые щёки, за которые постоянно заливают водку и запихивают еду. И это называется сыном? Какая мерзость.

      – Я тогда с вопросами не пережала, в книжном магазине? – спрашивает она, жуя.

      – Нисколько… – отвечаю я. – Главное – привлечь читателей, и нам (я снова употребил «мы») это удалось.

      Она внимательно смотрит на меня и складывает свои красивые губы особенно привлекательным образом.

      – Не переживай.

      Я решаю не пытаться убедить её в том, что не переживаю. Начни я спорить, она точно решит, что я на грани.

XXХ

      Не знаю почему, из-за еды, духоты, из-за близости поминок или поцелуи её вдохновили, а может, просто из-за женской болтливости, моя собеседница принялась говорить о разных, в том числе и совершенно посторонних вещах. Женщины так умеют, возьмут вдруг и давай тараторить о второстепенных новостях, каких-то неизвестных людях, о чём угодно, сообщая между делом вещи весьма интимные.

      Самой примечательной мне показалась история про то, как в юности она мечтала получить букет. Старания её долго оставались тщетными, но вот у неё появился парень, который, само собой, принялся назначать ей свидания, приглашал в парк, в кино и в кафе (в зависимости от погодных условий и собственного финансового положения), но цветов почему-то не дарил. Она на него возлагала надежды, а он тупил. Решив взять дело в свои руки, она ему сказала прямым текстом, и в следующий раз видит – сидит её парень у подъезда, её поджидает, а в руках букет. Точнее, не букет, а пучок