Иллюзион. В погоне за беглецами. Ирина Муравская

ты можешь принудить их выполнять твои приказы?

      – Вроде того.

      – Значит, контролируешь… – осторожно заметила Фокс.

      – Только если того требует ситуация. Но чаще не приходится. Для них я кто-то вроде альфы, чьи приказы непозволительно игнорировать.

      – Ты с ними общаешься?

      – Мысленно.

      – Значит, язык животных не понимаешь?

      – Разумеется, нет. Кто я тебе, Маугли? – саркастично усмехнулась Лукерья, делая очередную затяжку. Выскочивший из-за верхушек елей круглый блин луны на мгновение выхватил из полумрака острые женские черты.

      – А… – Регина неопределённо помельтешила кистью возле своего лица, не отрывая глаз от шрама Лукерьи. – Это они тебе оставили?

      Раздавшийся смех резиновыми мячиками отскочил от стен тамбура.

      – Нет, конечно. Это подарок Громова.

      – Дениса? – изумлённо округлила глаза Регина.

      – Да ерунда. Неудачно увернулась, – отмахнулась, словно речь шла о какой-то мелочи та, докуривая и проталкивая окурок через свистящую щель в полу. – Всё, хорош трындеть. Ты как хочешь, а я пошла спать.

      Мало заботясь о других громыхнули раздвижные дверцы, ведущие в вагон. Фокс осталась одна. Сквозняки тамбура поспешно уносили в ночную улицу остатки дыма. Скрипела на несмазанных петлях приоткрывшаяся дверь туалета с характерным ароматом общественного заведения. Колеса меланхолично постукивали: тыгдык – тыгыдык – тык, тыгдык – тыгыдык – тык и так по кругу. За грязными окнами проносились тёмные силуэты, однако рассвет уже угадывался где-то далеко за горизонтом.

      К обеду следующего дня становилось всё невыносимее. Солнце нещадно палило в окна, превращая и без того забитый плацкарт в парилку. Шебутная детвора носилась по узкому проходу. Кто-то до сих пор валялся в постели: читая или переговариваясь с соседом. Другие, те, кому предстояло скоро сходить с поезда, уже сложили постельные принадлежности и тихонько сидели. Вспоминали: всё ли собрали и ничего ли не забыли.

      Генри проснулся лишь к полудню. Вполне бодрый, хотя без лёгкого похмелья не обошлось. Заботливая Регина попросила у проводницы горячий чай и теперь, наблюдая за тем, как ложечка устало размешивала сахар в прозрачном стакане, не могла удержаться от ехидства и от всей души поздравила Генри с боевым крещением, невинно полюбопытствовав, не хочет ли он ещё.

      Его собутыльники ещё дрыхли. Вернее, не ещё, а опять. Проснувшись часам к десяти, они успели опохмелиться, ну а дальше старые дрожжи дали о себе знать. Фокс, сидя на нижней койке и закинув для удобства ноги на колени Генри, изо всех сил старалась не слушать квартетный храп гиппопотамов, страдающих хроническим насморком, сосредоточившись на несостоявшемся маньяке Раскольникове. Оставалось несколько часов до их остановки, так что нужно было быстрее закончить с классиком, старухой–процентщицей и проституткой Сонечкой. Книгу-то нужно вернуть владелице.

      Регина тосковала. Поезд – самое нехорошее место для человека,