Стакан крепкого чаю. Андрей Мисюрин

и смешно, – в дзюдо ведь приняты штаны. И босиком нельзя, нужны самбовки. Такие мягкие борцовские ботиночки на тонкой подошве. Надо бы их купить, но не в каждом спортивном магазине такие продаются. Придётся весь город объездить, а времени совсем нет, столько всего на дом задают.

      Звук закрывшейся в дальнем конце коридора двери прервал размышления Николая: девушка уже поговорила по телефону и вернулась в свою комнату. Как же хочется чаю!

      Коля сел за стол, раскрыл тетрадь, дорисовал и подписал черепу голубя носовую кость и принялся за квадратно-скуловую. И вдруг опять у стойки бюро появилась всё та же девушка. На этот раз она подошла незаметно, без цоканья каблучков, так как была уже обута в домашние тапочки. И платье сняла. Не то что бы только сняла, но ещё и переоделась в домашний халат, шелковистый такой, в неярких цветах по зелёному полю. Одна пуговка плохо пришита, еле держится на ниточке. У Коли в голове зазвучали цитаты из "Бриллиантовой руки": "Мне нужен халат с перламутровыми пуговицами…"

      Девушка стояла напротив бюро и смотрела в сторону Николая, смотрела на Николая, нет, смотрела куда-то сквозь Николая, словно он был стеклянный или просто пустое место. Стояла молча, неподвижно, словно оцепенев. Лицо бледное, краска вся смыта. Руки подняты до уровня груди, кулачки сжаты. Маленькие такие кулачки, тонкие запястья.

      – Вам нужен телефон, Надя? – подал голос из-за своего фортификационного сооружения Николай, и тут же привстал, освобождая место. Привычное уже для него дело, не первый раз за этот вечер.

      Девушка, услышав своё имя, даже вздрогнула.

      – Надя? Откуда ты знаешь моё имя? Ты кто такой вообще? Мы разве знакомы?

      – Ну, вы говорили по телефону, представлялись Надеждой Сергеевной. Я услышал. Мы пока не знакомы.

      – Ты подслушивал?

      – Нет. Я невольно.

      – Невольно. Невольник чести. Пал, оклеветанный молвой. Не слишком ли музыкальный у тебя слух? И нос не слишком ли длинный ты себе отрастил? Сирано!

      – Вы не ругайтесь, пожалуйста! А нос вообще тут не причём, просто два раз сломан был раньше.

      – Я не ругаюсь. Сирано – это такой герой, литературный. У него был очень длинный нос, как и у тебя. Который он совал в чужие дела, пытался их устраивать. Правда, для него всё хорошо закончилось. А тебе нос, видимо, по заслугам ломали. Имеешь склонность.

      – Я знаю эту пьесу Эдмона Ростана. "Сирано Де Бержерак". Я хотел сказать: "Не сердитесь".

      – А что мне на тебя сердится? Я тебя даже не знаю. Сердятся на знакомых, на близких. На друзей, на любимых. А ты просто незнакомец, прохожий.

      – Проходимец.

      – О, как самокритично! Так ты проходимец? Как ты здесь вообще оказался? Почему здесь сидишь? Здесь всегда другой был, интеллигентный парень, в очках.

      – Проходимец в хорошем смысле. Ты ведь сама сказала, что я незнакомый прохожий. В старину прохожих называли проходимцами. А я сижу здесь, потому что теперь работаю дежурным администратором.

      – Значит,