По ту сторону звезд. Кристофер Паолини

себя.

      И она себя почти не узнала. Вместо обычных, ожидаемых очертаний головы – голый, лысый свод черепа, черный, под слоями пересекающихся волокон. Глаза запали, по обе стороны рта появились морщины, как у ее матери.

      Кира подалась ближе. На стыке «скинсьюта» с кожей сформировался изощренный фрактал, при виде которого что-то в ее душе отозвалось, как будто Кира видела его не впервые. Ощущение дежавю было настолько сильным, что на миг Кира перенеслась в иное пространство и время, и ей пришлось встряхнуться и переменить позу.

      Кира подумала, что вид у нее – как у зомби, как у трупа, вылезшего из могилы, чтобы терзать живых. Ее охватило отвращение, и она отвернулась, не желая смотреть, во что ее превратила эта чужь. Хорошо, что она не сделалась такой, пока жив был Алан, – такую он не мог бы полюбить, к такой невозможно даже относиться с симпатией. Ей представилась гримаса омерзения на его лице – омерзения, равного ее собственному.

      На миг глаза наполнились слезами, но Кира сердито сморгнула их. Она надела шляпу с полями, которую отыскала в кладовой, и подняла ворот комбинезона, постаравшись скрыть чужь. А затем:

      – Включить экран. Начинаем запись.

      Экран зажегся, и на панели рядом с камерой замерцал желтый огонек.

      – Привет, мам, пап, Иста. Не знаю, когда вы увидите это сообщение. Не знаю, увидите ли вы его вообще, но очень на это надеюсь. Тут дела плохи. Подробности я вам рассказать не имею права, иначе у вас будут проблемы с Лигой, но Алан погиб. А еще Файзель, Юго, Иванова и Сеппо.

      На миг Кира отвела глаза и не сразу смогла продолжить:

      – Мой шаттл поврежден, и я не уверена, доберусь ли до Шестьдесят первой Лебедя, но если не доберусь: мам, пап, я составила завещание на ваше имя. Информация в приложении к этому сообщению. И я понимаю, это прозвучит странно, но я прошу вас мне верить. Надо подготовиться. Вы должны подготовиться. Грядет буря, и буря страшная. Хуже, чем тридцать седьмой год.

      Они поймут. В их местах всегда шутили, что хуже бури тридцать седьмого года может быть только апокалипсис.

      – И последнее. Я не хочу, чтобы вы трое горевали из-за меня. Особенно ты, мама. Я же тебя знаю. Прекрати. Не сиди дома и не плачь. Это касается вас всех. Выходите из дома. Улыбайтесь. Живите. Ради меня и ради вас самих. Обещайте, что вы так и сделаете.

      Кира помолчала и кивнула, словно отвечая собственным мыслям:

      – Мне жаль. Мне очень жаль, что я причинила вам такое горе. И что я не побывала дома перед этой экспедицией… Я вас люблю.

      Она нажала на «стоп».

      Несколько минут Кира сидела, ничего не делая, тупо таращась на пустой экран. Потом заставила себя записать сообщение для Сэма, брата Алана. Поскольку рассказать о чужи она не могла, то назвала причиной смерти Алана несчастный случай на базе.

      Под конец Кира снова расплакалась и не пыталась сдержать слезы. Столько всего обрушилось на нее за последние дни – дать себе волю хотя бы на несколько минут было облегчением.

      На пальце ей все еще чудилась тяжесть металлического ободка – там, где прежде было подаренное Аланом кольцо. При мысли о кольце