Дом на Сурско-Набережной. Николай Шмагин

савтра спекаю, чево пристала, старая, – огрызался дядя Юра, побледнев от неловкости перед племянником и женой брата. Он был глуховат и картавил, мягко выговаривая твёрдые гласные и согласные.

      – Как сейчас помню, – понаблюдав за схваткой, завспоминал отец: – командир взвода лейтенант Барангулов получил приказ; прорваться в тыл врага и создать панику. Нас поддержали огоньком, стволов в двести, ну а мы на конях, и навели там шороху. В это время наши пошли в атаку, смяли линию фронта, а мы присоединились к своим в условленном месте.

      Ванька восхищённо смотрел на отца, дядю Митю, забыв про остальных.

      – Я всё время богу молилась, чтобы мои сынки живыми домой вернулись, – тоже завспоминала бабушка, прослезившись. – Наголодались мы тут с Юркой во время войны, не приведи господь. Видишь, Ванечка, ковёр с тремя богатырями? – показала она Ваньке ковёр на стене в маленькой комнате.

      – Это дядя Юра твой спичками рисовал. Кистей не было, красок мало. Да ещё на старой клеёнке. Заострит спичку и сидит, мажет. Есть всё равно нечего.

      Ванька уважительно поглядел на дядю Юру, на ковёр: три богатыря на конях были словно живые.

      – Да, Юра молодец. Я бы не смог спичками написать. Терпения сколько надо, – покачал головой отец, и все жалостливо посмотрели на смущённого вниманием к своей скромной персоне дядю Юру.

      – Да, а я помню, как приехал к Николаю в гости, в Чебоксары. Тося дома была, тут Николай приходит с работы; получку, говорит, получил. И выкладывает на стол кучу денег, я прямо обезумел, – глаза у дяди Мити заблестели.

      – Пять тысяч тогда получил, заказов было перед октябрьскими праздниками, завались, – уточнил отец, погрустнев от воспоминания о былой столичной жизни.

      – Я тогда подумал; зачем я бегаю по этажам конторы с бумагами, инженерик в приплюснутой фуражечке, ногу натираю до крови. И всё за 350 р. в месяц, – возмущался дядя Митя. – Всё, баста! Тоже стану художником…

      Он замолчал было, но любопытство распирало его:

      – Да, и такой работы лишиться, не понимаю, – покачал он головой в недоумении, подозрительно поглядывая на невестку. – Признавайся, Николай, за что тебя попёрли? Небось напился до чёртиков, и подрался, так?

      Отец молчал, не желая бередить душу воспоминаниями. Такое не забудешь.

      – Ну, чего пристал к брату? А то ты его не знаешь. Напился на банкете, хвастаться начал, а когда меня их директор на танец пригласил, он и взбеленился.