Золотистая куколка. Влад Черновски

старающейся косить под взрослую тётю. Лишь внимательно присмотревшись, можно разобрать на её лице деликатные метки времени.

      Большая часть не слишком просторного кабинета тонет в сумерках, но лампа над рабочим столом даёт мягкий уютный круг света – не чета тем холодным синим прямоугольникам, которыми освещается остальная клиника.

      Куколка работает за компьютером, его монитор повёрнут ко мне боком, но склонившись, я вижу, что на нём отображается какая-то база данных. При моём появлении эта странная женщина отрывает взгляд от цифр, внимательно (словно первый раз видит) смотрит на меня и вежливо произносит:

      – Слушаю вас.

      – Нет, это я вас слушаю, – сообщаю я, проходя в кабинет и усаживаясь в кресло напротив. Теперь нас разделяет стол. Обычный рабочий стол с нагромождением папок, стопкой больничных карт и в беспорядке разбросанной мелкой канцелярией. Органайзер для всей этой дребедени тоже есть, но он переполнен, и ручки со скрепками валяются, где придётся.

      – В каком смысле? – уточняет она, с подозрением глядя на меня. Сейчас она кареглазая. Это жутковато, но постоянную смену цвета глаз хотя бы можно достаточно просто объяснить, в отличие от голосов, которые меня пугают…

      В выражении лица этой милахи я совсем не наблюдаю страха и, что ещё интереснее, ни тени узнавания! Если бы не всё, что происходило раньше, я бы искренне поверил, что она видит меня впервые в жизни. Что ж, уважаю за актёрский талант, хоть и не ведусь.

      – В таком смысле, – развалившись в кресле, я протягиваю руку и беру со стола ручку. – Кто ты такая? Что тебе от меня надо? В чём смысл представления?

      – Я не понимаю о чём вы, – вежливо отвечает куколка. В её взгляде появляется тревога, и это мне нравится. Поняла, наконец, что шутки кончились! Доигралась…

      – Не понимаешь, да? – я кладу ручку и беру карандаш, пару раз перекатываю его в пальцах, после чего лёгким движением ломаю, глядя ей в глаза. Она всё так же пытается демонстрировать спокойствие, но я отлично вижу и расширившиеся зрачки, и раздувшиеся ноздри. Боишься, милая… Это хорошо. Ты мне сегодня испуганной нужна. – Когда я ложился на операцию, здесь было полно народу – врачи, медсёстры, кто-то там ещё… Сейчас во всём здании только мы с тобой. Причём ты украла мой телефон и всю мою одежду, кроме той, что на мне…

      Я не успеваю договорить – меня перебивает телефонный звонок. Она смотрит на дисплей и заявляет:

      – Прошу прощения, мне нужно ответить, это важно, – и, нагло заткнув мне рот этим своим «прошу прощения», обращается к собеседнику: – Да! Да, всё верно… Конечно, ждём! Нам эти инструменты нужны были, как говорится, ещё вчера!.. Спасибо за извинения, но вы же понимаете, в каком положении мы оказались?..

      Она продолжает выносить кому-то мозг за срыв сроков поставки, при этом автоматически елозит мышкой по коврику и не обращает на меня ровным счётом никакого внимания. Это раздражает, и я собираюсь поставить нахалку на место, как вдруг отвлекаюсь на посторонний звук.

      Показалось? Нет, я снова слышу, как за дверью