Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Ваш,МЕЙЕР ВОЛЬФШАЙМ»

      А ниже – торопливая приписка:

      «Сообщите мне о похоронах и так далее, про его родных мне совсем ничего не известно».

      Когда после полудня зазвонил телефон, я, услышав, что меня вызывает Чикаго, подумал: ну вот, наконец, и Дэйзи. Однако в трубке прозвучал мужской голос, тонкий и далекий:

      – Это Слэгл…

      – Да?

      Имя было мне незнакомо.

      – Черт знает что, верно? Ты получил мою телеграмму?

      – Никаких телеграмм я не получал.

      – Молодой Парки попух, – затараторил он. – Взят при передаче облигаций. Они всего за пять минут до этого циркуляр из Нью-Йорка получили, там все номера были указаны. Представляешь, а? В нашем захолустье ни черта заранее не угадаешь…

      – Алло! – прервал я его, перейдя на шепот. – Послушайте, это не мистер Гэтсби. Мистер Гэтсби мертв.

      Долгая пауза, восклицание… резкий клекот, и связь прервалась.

      Помнится, подписанная Генри К. Гэтцем телеграмма из Миннесоты пришла на третий день. В ней значилось только, что пославший ее немедленно выезжает и просит отложить похороны до его появления.

      Это был отец Гэтсби, печальный старик, совершенно беспомощный, смятенный, прятавшийся под длинным дешевым пальто от теплого сентябрьского дня. Глаза его слезились от волнения, и когда я отобрал у него саквояж и зонт, он принялся подергивать себя за реденькую седую бородку так часто, что избавить его от пальто оказалось делом непростым. Опасаясь, что он того и гляди свалится с ног, я отвел его в музыкальную гостиную, усадил и попросил слугу принести для него какой-нибудь еды. Однако есть старик не стал, а молоко, стакан с которым он взял трясущейся рукой, расплескал.

      – Я узнал обо всем из чикагской газеты, – сказал он. – Там все было. И сразу поехал.

      – А я не знал, как вас найти.

      Глаза его, ничего толком не видевшие, безостановочно обшаривали гостиную.

      – Это дело рук сумасшедшего, – сказал старик. – Он наверняка был сумасшедшим.

      – Не хотите немного кофе? – спросил я.

      – Ничего не хочу. Я уже пришел в себя, мистер…

      – Каррауэй.

      – Да, со мной все в порядке. Куда увезли Джимми?

      Я отвел старика в гостиную, где лежал его сын, и оставил там. Какие-то мальчишки, поднявшись на террасу, заглядывали в вестибюль, я сказал им, кто приехал, и они неохотно удалились.

      Спустя некоторое время приотворилась дверь, и из нее вышел мистер Гэтц – приоткрытый рот, чуть покрасневшее лицо, из глаз капают беспорядочные, редкие слезы. В его годы смерть уже не кажется страшной неожиданностью, и когда он, оглядевшись вокруг, впервые увидел высоту и пышность вестибюля и огромные комнаты, уходящие от него к другим таким же, к горю старика начала примешиваться благоговейная гордость. Я помог ему подняться в спальню наверху и, пока он избавлялся от пиджака и жилета, объяснил, что все приготовления были отложены до его приезда.

      – Я не знаю, чего