Солнце на полдень. Александр Карпович Ливанов

полновесные кирпичи, роняла тяжелые обвинения на голову Лемана. Его помощница, тетя Клава, повинна была в «непролетарском воспитании подрастающего поколенья», в «дешевеньком авторитете», наконец, в… «слюнявой поповщине»! И все же каждый раз товарищ Полянская уезжала ни с чем. Все оставалось по-старому. Леман спешил распахнуть окно, чтоб проветрить от дыма прокуренный кабинет, высыпал за окно окурки и тщательно – наш завдетдомом был очень опрятный! – вытирал медную пепельницу обрывком газеты «Наднипрянская правда». Сам он не курил и пепельницу держал специально для товарища Полянской.

      После каждого визита товарища Полянской Леман долго уговаривает тетю Клаву расстаться со «старомодной ветошью», «плиссе-гофре», оборонными длиннющими юбками, платьями с вышивками ришелье и стертыми матерчатыми цветочками на высокой груди – полочкой. А главное, шляпками – одна другой почудней: «черепаховыми», из лакированной соломки, а то широкополыми, точно пляжные панамы, плоскодонными, с лентами по ветру…

      – Кончайте этот цирк, как говорится… У вас, наверно, попадется чего надеть, по-человечески, как говорится…

      – Федор Францевич, просто это я вам не нравлюсь, а не мои туалеты, – пытается скокетничать тетя Клава, а у самой губы дрожат от обиды: вот-вот расплачется. – И всё смотрите на меня, как волк на крапиву.

      Леман молчаливо и скорбно отворачивается. Ему не до шуток. Сколько ему приходится вытерпеть от товарища Полянской за эти наряды тети Клавы! Неужели она не понимает? Нет, тетя Клава все отлично понимает…

      – Конечно, на мне – старье все, устаревшие фасоны. Но в косоворотку или солдатскую гимнастерку я не влезу. Хоть увольняйте! Я воспитательница, педагог. И детдом – не казарма. Я должна выглядеть не казенно. Мы воспитываем детей, а не солдат! Этот аскетизм наш – от бедности, и не я, а ваша мадам Полянская пережиток! Будет у нас скоро вдоволь мануфактуры. И вы сами вылезете из своего френча. Очень нужны вам будут эти офицерские обноски! Костюм наденете. И галстук! Да, да – и галстук!..

      На галстуке тетя Клава особо настаивает. Может, потому, что комсомольцы, надевшие «гаврилку» или «селедку», бурно обсуждаются на собраниях как за тяжелый проступок. Их считают подпавшими под нэпмановское влияние. Нэпманов уже давно нет, а вот влияние, оказывается, есть! Мне этот вопрос с галстуками кажется очень запутанным и сложным. Более того, подозреваю, что он непрост даже для самих вождей! Не раз уже слышал я про комсомольские споры. Петровский и Скрыпник, те на портретах, например, всегда в галстуках. А вот Коссиор и Чубарь – в косоворотках. Ленин всегда носил галстук, а Сталин – ни разу его не надел. Не-эт, и впрямь неспроста это всё…

      «Подпавшие под влияние» не сдаются. Им говорят, что Ленин тоже носил френч! Те возражают, – да, носил, но – когда? В Горках, например, когда тяжело болел, и на охоте. А в Кремле – всегда в галстуке! На людях – всегда в галстуке!

      Поэтому, услышав про галстук, Леман отмалчивается.