Ритм войны. Том 2. Брендон Сандерсон

Ренарин шагнул вперед, земля под его ногами превратилась в темное стекло. Под каблуком сапога оно треснуло, и целеустремленная паутина линий, черная на черном, разбежалась во все стороны.

      Глис, предпочитавший прятаться в Ренарине, встрепенулся. Он запечатлел это видение, когда оно пришло, чтобы они смогли изучить его. Ренарин не испытывал такого энтузиазма. Было бы намного легче, если бы он был похож на других Сияющих.

      Витражи раскинулись вокруг него, поглощая пейзаж, из темноты позади них струился мерцающий призрачный свет. При каждом шаге земля под ногами Ренарина пульсировала красным, свет пробивался сквозь трещины. Отец не увидит, что он сделал. Но Ренарин надеялся, что сможет все как следует описать.

      – Я вижу тебя в этом видении, – сказал Ренарин отцу. – Ты во многих из них участвуешь. В этом ты стоишь во весь рост, словно сотворенный из цветного стекла, и на тебе осколочный доспех. Белейший осколочный доспех, и при этом ты пронзен черной стрелой.

      – Ты знаешь, что это значит? – спросил Далинар – тень, едва видимая позади стеклянного окна, которое его изображало.

      – Думаю, это символизирует тебя – каким ты был, каким стал. Более важная часть – враг. Он составляет основу видения. Окно, залитое желтовато-белым светом, разбивающееся на все более мелкие кусочки, простирающееся в бесконечность. Он подобен солнцу, отец. Он контролирует и доминирует над всем – и хотя в видении ты высоко поднимаешь меч, он направлен не в ту сторону. Ты все время сражаешься, но не с ним. Кажется, я понимаю смысл: ты хочешь заключить сделку и добиться состязания защитников, но тебе приходится неустанно бороться с отвлекающими факторами. Зачем врагу соглашаться на состязание, которое он теоретически может проиграть?

      – Он уже согласился, – сказал Далинар.

      – А вы обговорили условия? Выбрали дату? Не знаю, хотел ли Вражда, чтобы мы узрели это видение. Но в любом случае… Я не думаю, что он достаточно обеспокоен, чтобы согласиться на какие-то определенные правила. Он будет тянуть, заставит тебя сражаться, заставит нас всех сражаться. Вечно. Он может сделать так, что эта война никогда не кончится.

      Далинар, сам того не зная, шагнул сквозь витражное стекло и своего двойника.

      Ренарину казалось, что его отец не стареет. Даже в самых ранних воспоминаниях Ренарина он был таким – могущественным, непоколебимым, сильным. Отчасти этот образ безупречного офицера-алети создала в его голове мать.

      Какая трагедия, что она не дожила до момента, когда Далинар стал именно таким человеком, каким она его себе представляла. Жаль, что Вражда спровоцировал ее гибель. Именно так Ренарин должен был думать о случившемся. Лучше обратить свою боль против врага, чем потерять отца вместе с матерью.

      – Я смотрел Вражде в глаза, – сказал Далинар. – Я встречался с ним лицом к лицу. Он ожидал, что я сломаюсь. Отказавшись, я разрушил его планы. Это означает, что он может быть побежден – и, что не менее важно, это означает, что он не всезнающий и не всеведущий.

      – Да, – сказал Ренарин, проходя по битому стеклу,