Театр и другие романы. Уильям Сомерсет Моэм

воды.

      – Уолтер, Уолтер, скажи мне что-нибудь.

      Глаза медленно раскрылись, словно поднять тяжелые веки стоило ему неимоверных усилий, но он не смотрел на нее, он уставился в стену, приходившуюся в нескольких дюймах от его лица. Он заговорил; в голосе, тихом и слабом, можно было угадать улыбку.

      – Вот в какой я попал переплет, – сказал он.

      Китти затаила дыхание. Ни звука, ни намека на жест, только глаза, темные, холодные, прикованы к белой стене (какие тайны им сейчас открылись?). Китти встала на ноги и растерянно обратилась к своему спутнику:

      – Неужели ничего нельзя сделать? Вы так и будете стоять как истукан?

      Она стиснула руки. Уоддингтон заговорил с офицером, стоявшим в ногах постели.

      – Видимо, они сделали все, что могли. При нем был полковой врач. Его обучил ваш муж. Он сделал все то же, что доктор Фейн сам бы сделал.

      – Это и есть врач?

      – Нет, это полковник Ю. Он не отходит от вашего мужа.

      Китти бросила на него отчаянный взгляд. Он был высокого роста, крепкого сложения, защитная форма казалась ему тесна. Он смотрел на Уолтера, и она заметила в его глазах слезы. У нее защемило сердце. С какой стати у этого чужого человека с круглым желтым лицом глаза полны слез? Это невыносимо.

      – Какой ужас, что ничего нельзя сделать.

      – Сейчас он хотя бы уже не страдает, – сказал Уоддингтон.

      Она опять склонилась над мужем. Его пугающие глаза по-прежнему смотрели прямо вперед. Непонятно было, видит он что-нибудь или нет, слышит ли, что говорится. Она придвинула губы к его уху.

      – Уолтер, чего тебе дать?

      Ей казалось, что должно быть какое-то лекарство, которое можно ему дать, чтобы задержать эту быстро уходящую жизнь. Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, она видела, что лицо его ссохлось. Он был неузнаваем. Немыслимым казалось, что за каких-нибудь несколько часов он стал настолько непохож на себя. Он вообще не был похож на человека: не человек, а сама смерть. Ей показалось, что он хочет что-то сказать. Она пригнулась ближе.

      – Не суетись. Было скверно, очень скверно, а сейчас ничего.

      Китти ждала, что он еще скажет, но он молчал. Самое страшное, что он лежит так тихо, точно уже приготовился к молчанию могилы. Подошел какой-то человек, санитар или врач, и жестом велел ей отойти, а сам, склонившись над умирающим, обтер мокрой тряпкой его губы. Китти еще раз шепотом воззвала к Уоддингтону:

      – И никакой, никакой надежды?

      Он покачал головой.

      – Сколько он еще может прожить?

      – Точно не скажешь. Может быть, час.

      Китти обвела глазами голую комнату, и взгляд ее остановился на внушительной фигуре полковника Ю.

      – Можно мне побыть с ним вдвоем? – спросила она. – Совсем недолго, всего минуту.

      – Разумеется.

      Уоддингтон подошел к полковнику и поговорил с ним. Тот поклонился и вполголоса отдал приказ.

      – Мы будем за дверью, – сказал Уоддингтон, выходя с остальными. – Если что, позовите.

      Теперь,