Последний вечер в Лондоне. Карен Уайт

никогда не понимал. Ты вбрасывала их, как бомбы, в разговоры. Тебе нравились ребячьи проказы, как, например, насыпать соли в сахарницу. И, видимо, не очень склонна прощаться, поэтому ты этого и не сделала. – Он наклонился, чтобы почесать Джорджа за ушами, и его пристальный взгляд скользнул на Арабеллу. – Полагаю, она и есть журналистка, которая пишет статью о бабушке? – проговорил он тоном, прозвучавшим где-то посередине между притворной вежливостью и диким раздражением.

      – Разве не чудесно? Получается что-то вроде мини-встречи школьных друзей. Я хотела сохранить все в секрете, чтобы удивить вас.

      Он поднялся, взяв поводок Джорджа.

      – Ну хорошо, я удивился. Хотя остается только догадываться, почему ты не позвала ее в то время, пока я был на каникулах. В квартире будет довольно людно, ты так не считаешь?

      – Не говори глупостей, Колин. Там куча места. И когда я упомянула, что тут остановится журналистка, ты не возражал.

      Его взгляд мельком скользнул по мне.

      – Ну да, это потому, что я не был полностью осведомлен. Я рад, что решил поработать сегодня утром из дома, так что избавился от шока, если бы вернулся домой после тяжелого дня и увидел Мэдисон в моей квартире. – Он протянул мне руку, словно хотел, чтобы я пожала ее, и произнес:

      – Позволишь?

      Я смущенно глядела на него, пока Арабелла не вырвала у меня из рук чемодан и не передала его Колину.

      – Ему все уши прожужжат, если его мама или тетя узнают, что он позволил тебе нести собственный чемодан, – сказала она.

      Прежде чем я смогла что-то возразить, Колин открыл одну из входных дверей и стал ждать, пока мы пройдем мимо него в вестибюль.

      В фойе нас встретили высокие потолки, большая бронзовая люстра и недействующий камин, обрамленный темным деревом. Перед нами возник старомодный подъемник – или «лифт», поправила я себя; когда ты в Риме [5] и все такое, – за маленьким прямоугольным оконцем наружной двери просматривалась пустая шахта.

      Колин нажал кнопку вызова, и мы несколько минут ждали, прислушиваясь к кряхтенью и стонам древнего аппарата. Когда лифт, наконец, прибыл, Колин открыл дверь, затем оттянул в стороны черные металлические складные ворота и жестом показал нам входить в отделанную деревянными панелями кабину. К задней стене крепилось обтянутое кожей сиденье. Когда подъемник, трясясь, ожил, я мысленно понадеялась, что скамейка тут не для того чтобы вздремнуть, пока нас вручную тянут на верхние этажи. Мы двигались, как улитки сквозь кормовую патоку зимой.

      – А почему мы не пошли пешком? – спросила я, вспомнив лестницу в вестибюле: один пролет слева от подъемника вел вверх, второй справа – вниз.

      Колин сунул руки в карманы.

      – Я думал, что американцы не любят напрягаться физически, и мне показалось, что лучше вызвать лифт.

      – Ты же знаешь, что нужно делать, когда кажется, да?

      – Прекратите оба! – произнесла Арабелла, встав между нами. – Мне не доставляет удовольствия изображать из себя няньку,

5

Отсылка к английской пословице When in Rome, do as the Romans do («Когда ты в Риме, действуй как римляне»).