Казачий алтарь. Владимир Бутенко

Что же мне, кричать из окопа? Спрашивать: ты большевик или нет? А потом стрелять?!

      – Полно! Господа, я разведу вас по углам, – разрядил напряжение укоризненный голос Татьяны. – Зачем горячиться, обвинять друг друга? Каждый волен поступать так, как считает нужным. Мой отец попал в облаву совершенно случайно. Чекисты расстреляли его просто для счета. Крупнейшего русского ботаника… Я также ненавижу ленинцев. Василий, не делай мне знаки, я имею право высказаться… Да, мне они гадки. Но я против того, чтобы наши эмигранты воевали на стороне Гитлера против своих же, русских мужиков. Ведь этот хлеб…

      – Этот хлеб куплен на рейхсмарки, – с насмешкой вставил муж.

      – Этот хлеб, вероятно, из украинской или смоленской муки. Вчера я видела огромную партию молодых русских девушек. Их вели под конвоем. Фашистам верить нельзя! Они ничем не лучше большевиков. Они обманывают нас. Хотят бросить русских на бойню, чтобы быстрей истребить… Я разделяю, Павел, ваши патриотические чувства. Но… прошу не обижаться. Мы об этом и с Василием спорили… Мне думается, что вас так сильно тянет в Россию желание отомстить большевикам за прошлое. Но сколько уж пролилось русской крови! Лучше жить в этом чужом городе, где я боюсь лишний раз выйти на улицу, чем напрасно погибнуть.

      Павел посмотрел на свои часы и снисходительно усмехнулся:

      – Устами женщины глаголет истина. Наливай, Васька. В самом деле, воду толчем… А суть в том, ротмистр, что вы с Деникиным – просто эмигранты – военные с расплывчатой идеей Отечества, а мы с Лучниковым и Красновым – казаки. У вас – алтарь не существующего Государства Российского, а у нас – свой, казачий алтарь. На который мы и десятки тысяч верных казаков положим жизни.

      – Значит, весь корень в казачестве? – тоже сдержанно уточнил Силаев. – Тогда сдаюсь. И напоследок прошу, Василий, книгу Деникина.

      Хозяин недоуменно пожал плечами и принес потрепанный томик. Силаев зажал пальцем найденную страницу и спросил:

      – Будь жив генерал Корнилов, кого бы он поддержал, как потомок казачий?

      – Нас, – не задумываясь, ответил Павел.

      – Несомненно, – подтвердил сотник.

      – Вот слова из телеграммы, предшествующей походу на Петроград. «Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания… Предать же Россию в руки ее исконного врага – германского племени – и сделать русский народ рабами немцев – я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли…» Красноречивый ответ?

      «Доложу о нем центральному бюро, – решил Шаганов. – Да и Лемпулю. Такая слюнявая сволочь вреднее любого комиссара…»

      – Теперь Деникин горазд рассуждать о гражданской войне, – озлобился вдруг сам хозяин. – А кто, как не он, способствовал свержению атамана Краснова на Общедонском казачьем