Школа душегубов. Николай Александрович Сычев

не коммунисты, а коммерсанты, объединившись в мафиозные кланы с милицейской и другой правоохранительной властью. Хапуги и подлецы ушли в коммерцию. А туда надо умных, дальновидных, талантливых. Только умные движут жизнь вперёд, дают прогресс, умными обозначается эпоха и время, которое зовётся памятью общества. А у мафиозников никаких добрых идей не было и быть не может. У них ничего кроме наживы в голове нет, не созданы они для нормальных дел. Вот и пришло оттуда к нам за последние 20 лет 30 миллионов душ обоего пола. Особенно много мужчин.

      – Так с самого начала кровопролития оттуда мужиков больше к нам попадает, – заметил Шайтан. – Гляньте вон на толпы – почти одни мужики в очереди за наградой…

      Рабочее время дьяволов обозначалось с шести часов вечера до шести утра. Оно делилось на четыре смены, что несли специальные стражи-вигилии. Раньше Мефистофель со свитой, бывало, ко второй смене подлетал, а когда и к третьей. Но теперь все трудились по 12 часов, начиная вести разбор-прослушивание сразу, как только заступала первая смена вигилий. Конца этим слушаниям не было. Как-то с вечера толпой и по одному пошли чекисты времён гражданской войны.

      – Александр Георгиевич Белобородов. – Представился молодой холёный и шустрый красавец, носивший портупею.

      – А чем знаменит? – вопрос к нему Уриана.

      – В двадцатом году поставил к стенке первого комкора революции Думенко. На Дону приказал казнить несколько тысяч восставших казаков. Без суда и следствия – по законам революции.

      – У революционеров один закон был – кто не с большевиками – того к стенке, – пояснил всем Вельзевул. – Так что нас ты своей кровожадностью не удивишь.

      – После я стал членом Оргбюро центрального комитета партии, наркомом внутренних дел РСФСР. Сам Ленин на меня всегда рассчитывал. В пример ставил, – гордо рекомендовался Белобородов.

      – У-у! Тогда много крови на твоих руках. Молодец! В резерве будешь, за Ягодой твоя очередь, – известил Мефистофель.

      – Шая Исаакович Голощекин, – представился следующий вошедший. – Лучший друг Якова Свердлова. Это мы с ним составили безукоризненный план расстрела царской семьи. Ну, Николая Второго, значит. Я был членом президиума Уралсовета вместе с этим Санькой Белобородовым. В ЧК не покладая рук работал. Секретарём ЦК по Уралу и Сибири был. Членом коллегии ЧК-ГПУ. «Жестоким палачом с чертами дегенерации» прозвали меня там работяги.

      – Да, много вы кровушки людской попили, – весело заметил Люцифер. – И с царем ловко управились. А главный палач царской семьи здесь ли?

      – Тут я!

      В грот вошёл Янхель Хаимович Юровский, еврей средних лет, принявший лютеранскую веру. – Докладываю: подготовил и провёл всю операцию. Лично сразил первой пулей Романова. Все следы уничтожил, как Яков Моншович Свердлов приказал.

      – Мотивация расстрела царя понятна, но объясни нам – зачем было сына его малолетнего убивать и дочерей? А также врача и повара, что были вместе с ними? – округлил