Конус жизни. Павел Рафаэлович Амнуэль

широко раскрытыми глазами. Викирги казались ей не живыми людьми, а картонными персонажами из плохой пьесы, автор которой не озаботился придать героям хотя бы видимость достоверности.

      Я молчал, ожидая продолжения.

      Старики смотрели друг на друга, то ли вспоминая, то ло молчаливо о чем-то договариваясь – нашего «нашествия» они не ждали, не подготовились (им нужно было готовиться?), молчать они умели и понимали друг друга без слов. Хотел бы и я понять их говорящее молчание, которое не мог ни прервать вопросом, ни вклиниться в разговор собственным молчаливым голосом.

      – Понимаете… – сказала, наконец, Элиза, едва заметно кивнув старику – мол, договорились, так и будем действовать. – Патрик всегда звонил, когда заканчивал работу и садился за руль. Мол, выезжаю, буду через десять минут. Десять минут – столько времени нужно, чтобы доехать, – пояснила она, почему-то решив, что иначе мы не поймем, о чем речь.

      – В тот день, – продолжала она уже уверенным голосом актрисы, произносившей отрепетированную роль, – сын позвонил на три минуты позже обычного.

      Она сделала паузу, чтобы оценить эффект произнесенных слов. Элиза хотела донести мысль о том, что сын был точен, как хронометр, и звонок его раздавался всегда в одну и ту же минуту. Три минуты опоздания – представляю, как они волновались, глядя в телефоны и сверяя числа на экранах.

      – «У меня все в порядке, мама. Я хорошо себя чувствую», – сказал Патрик, и мне послышалось, будто он произнес что-то в сторону, ну, знаете, когда в пьесе актер говорит реплику…

      – Да-да, понимаю, – нетерпеливо сказала Мери, и я бросил на нее недовольный взгляд, который она поймала и отвернулась.

      – «Ты не один?» – спросила я. «У меня все хорошо», – повторил Марк, будто не расслышал вопроса, и по тому, как он это сказал, я поняла, что сын меня обманывает. Он был не один, это точно. «Как прошел день?» – спросила я. Обычно сын говорил: «Прекрасно. Сделал все, что нужно было». А в тот день он сказал, причем слишком громко, будто хотел, чтобы его услышал кто-то еще, я даже отодвинула телефон от уха: «Я подготовил новый проект, ты будешь мной гордиться, ма, это новое слово в архитектуре, я предложил идею, шеф в восторге. Все хорошо, мама, целую тебя и папу». И он отключился. Я удивилась, он никогда так не говорил. Про «целую», я имею в виду. Хотела перезвонить, но Патрик, – кивок в сторону мужа, – сказал, что звонить не нужно, Патрик за рулем, не отвлекай.

      Старик, сидевший прямо, будто проглотил палку, медленно кивнул: так, мол, все и было. И сказал, изрядно смутив Элизу, не ожидавшую, видимо, что муж откроет рот:

      – Так и было. Слово в слово.

      Элиза бросила на мужа испепеляющий взгляд.

      – Но через десять минут Патрик не открыл дверь. Я, естественно, позвонила, – новый испепеляющий взгляд на мужа, – но Патрик не ответил, и я только собралась позвонить еще раз, как раздался звонок…

      Она кивнула мужу, будто физически не могла воспроизвести то, что услышала, и Патрик, получив разрешение сказать слово, заговорил голосом командора