Год Майских Жуков. Анатолий Постолов

Марик, защищая Семирадского от нападок Михи.

      – Я не спорю, – примирительно сказал дворник. – Занавес, по сути, – гигантское полотно, полтонны краски надо было ухлопать на такое творение, уже одно это делает его значительным… Но я опять отвлёкся.

      Так вот, Даниэль в свои сорок был полон энергии и замыслов, мог блистать в первой плеяде, а его тормозили и подсиживали всякие псевдоталанты. Года два назад я его встретил. Яркая личность. За несколько лет успел полностью поседеть, а ему, кажется, ещё пятидесяти не было. Красивый седой мэтр, настоящий светский лев, от которого отвернулся свет.

      Уж не знаю, какими приёмами он пользовался, когда играл баркаролу вместо Marche funПbre, а может быть, определённым образом порывы ветра повлияли на реверберацию звука, но его двойные ноты и особо высвеченное легато заставили скрипку петь на два голоса. Возможно, весь секрет в самой скрипке. Он меня уверял, что это Гварнери Дель Джезу, в чём я очень усомнился. Скрипач не пойдёт на похороны с такой дорогой скрипкой… А если на неё, не дай бог, ветер будет брызги бросать? О нет, это была подделка, но высокого класса. И, как выяснилось позднее, я оказался прав, он играл на скрипке Вильома, а Вильом был выдающимся копиистом.

      И вот, слушая пение скрипки, я с трудом управлял этой посудиной, ибо одна уключина, та, что слева, отсутствовала, видимо, выпавши за борт, и я, работая правым веслом, пытался отплыть чуть ближе к середине озера, а свежий бриз мне активно мешал. Харону переправа через Стикс, пожалуй, давалась легче. Во-первых, – привычное дело, а во-вторых, – какая нужда речному богу лишний раз волны колебать? Души-то уже мёртвые. Впрочем, если не ошибаюсь, согласно мифу Харон стоял на корме своей ладьи, по-гондольерски правя одним веслом. Маршрут был накатан, а если какая душа платила хорошие проездные, то он мог, не очень-то рискуя репутацией, спеть "О соле мио". Представляете, как душещипательно звучал бы лирический тенор Харона по дороге к мрачному царству Аида.

      Марк прыснул и тут же с виноватым видом опустил голову.

      – Смейтесь, мой друг, смейтесь от души. К чёрту всякие там условности. Я ведь сам стараюсь говорить антитезой, чтобы не впасть в дидактику. Дворнику не положено сентиментальное путешествие в прошлое. Но ведь можно сместить себя с должности, если требуют обстоятельства. И вот я себя смещаю. Дворник Михайло Каретников уходит в своё многократно пережитое прошлое, фактически я ухожу в плюсквамперфектум, откуда редко кто возвращается. Это произошло, Марк. Это случилось, и нет пути назад.

      – Но вы же есть, – сказал Марик.

      – Разумеется. Я – Миха, Михаил или трёхпалый, чья земная профессия дворник, – я есть. Но есть ещё другой человек. Другое "Я". Но и оно к утру может растаять, как первый снежок… Я немного выпил и говорю порой невразумительные вещи. Не обращайте внимания. Это всё мои попытки подсластить пилюлю… Я пытаюсь разгадывать загадки из прошлого, потому что современные ребусы мне попросту неинтересны.

      13. Последнее письмо Германского

      Миха налил себе ещё немного настойки