И снова о Ней. Бадри Горицавия

да, – по вашей. Вы меня здесь бросаете. Просите покинуть вагон. Культурно выгоняете. Выходит, конечная станция не для поезда, а для меня. А я ведь всего-навсего хотел надышаться. За этим и спустился в метро. Поэтому и двинул от Арбатской на северо-запад. Для этой цели и только лишь для этой позволил вашему бездушному турникету списать одну поездку с моей карты. Думал, синей ветки мне будет для этого достаточно. Неправильно думал. Не хватило мне её длины, чтобы успеть вдоволь насытиться подземным целебным воздухом. Надо было выбирать кольцевую, а то ведь только-только начали лёгкие мои расправляться, в голове светлеть, а тут – бац и конечная, да к тому же выгоняют. Да, да, выгоняете. Вы. И обманываете. Я-то знаю (давно и точно), что зайдёт сейчас поезд ваш в темноту и там остановится. Он даже разворачиваться там не будет. Просто хвост его возьмёт на себя роль головы и машинист прямо по платформе перейдёт в эту новую голову, за рычаги сядет и кнопочки. Ему хорошо – поезду – он может очень быстро и безболезненно менять свою бошку (две у него их) и, чуть постояв в темноте туннеля, сразу же двигаться в другом направлении с привычной скоростью. Я же такой обмен произвести не в силах – у меня хвоста нет, а менять свою имеющуюся единственную голову на то место, откуда этот самый хвост должен расти – это нужно совсем без ума остаться. А разве уже не остался, если с поездами разговариваю? Нет? Не с поездами? А с кем тогда я диалог сейчас веду? Кто там таким знакомым, родным почти голосом мне про конечную объявил и попросил на выход? Кто вы? Зачем вы меня выгоняете? Не выгоняйте. Прошу. Меня не выгоняйте. Сегодня только это не делайте. Пустите меня тоже в туннель вместе с поездом. Мне всего лишь нужно чуть отстояться и если уж – не надышаться, то хотя бы отдышаться. Как и ему. Я хочу уединения в подземной темнице. Жажду его. На время. Чтобы собраться с мыслями и с силой. Только и всего. Разве я многого прошу?

      «Станция «Щёлковская». Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны».

      Не услышали. Вот как значит. Бездушные. Ладно. Слышу-слышу, выхожу, врунишки. Ваша взяла. Отлепляюсь нехотя и с болью от кроваво-красного дермантина сидушки (я ведь даже спиной не облокотился от волнения), четыре медленных шага по полу вагона, один – на неспокойную платформу и двери за мной почти бесшумно закрываются. Я освободил поезд последним. Конечная. Чёрт! Поезд железной змеёй медленно заползает в чёрную пасть туннеля. Гляжу ему вслед с сожалением и обидой. Я на платформе Щёлковская. Один. Хотя вокруг полно людей – как муравьёв их в разворошённом муравейнике – но я всё равно один, так я себя чувствую. Один на один со своими мыслями. Лишь с немым, бессвязно и громко завывающим поездом я чувствовал своё единение. Но он покинул меня. Хотя со стороны может показаться, что это я его покинул – «освободил». Конечная. Да. Придётся здесь мне собирать свои мысли, которые нужные и выбрасывать из головы, которые совсем лишние и терзают изнутри. Да хоть вот прямо сюда – вниз, на освободившиеся рельсы их и бросать. Пусть их поезд на обратном пути своём из туннеля раскатает в лепёшку. Пусть. Здесь – на «Щелчке» и отдышусь я. Придётся здесь. Ничего не поделаешь, Быстро очень с этим смириться (вот моя на данный момент основная задача), раз уж лишился я возможности пребывания в подземном тёмном скиту. Вернее, меня лишили. Делаю глубокий вдох, распрямляю спину, ещё один вдох – только ещё глубже и осознаннее. Может двинуться к противоположной платформе – там как раз поезд на посадке – и помчать в обратную сторону? Куда? До Арбатской? До кольцевой? Или может быть пронзить подземную Москву насквозь синим зигзагом? Ну уж нет, вы опять обманите, не дадите спокойно надышаться – на каждой станции станете мне напоминать, что я в вагоне лишь гость. Лучше уж я здесь – на конечной – попробую отдышаться, попробую собраться и дождаться. Дождаться, да … До чего же это трудно, муторно и больно.